О графах и графоманах
или
Почему я не люблю Льва Толстого
Прежде чем начать рассуждение о творчестве Льва Толстого необходимо сформулировать несколько до идиотизма элементарных истин:
а) Дети наше будущее.
б) Нельзя быть хорошим человеком, если ты ненавидишь детей.
в) Нельзя работать с детьми, если ты не умеешь этого делать.
г) Для детей все должно быть сделано как для взрослых, но гораздо лучше.
Отсюда следуют выводы:
Писать для детей надо как для взрослых, но гораздо лучше. Взрослый, наткнувшись на плохую книгу, пожмет плечами и отбросит поделку. Ребенок беззащитен перед графоманом, плохая книга может его просто-напросто покалечить.
Писателя прежде всего следует оценивать по тем его произведениям, что адресованы детям. Можно как угодно относиться к Гоголю, Тургеневу или Достоевскому, но они строчки не написали для детей, и ваше мнение останется вашим личным мнением, от которого у этих писателей ничего не убавится и не прибавится. (Для справки: я нежно люблю Гоголя, весьма холодно отношусь к Тургеневу, а Достоевский, по-моему, слишком страшен, чтобы любить его книги, и слишком громаден, чтобы оценивать его терминами: Нравится – Не нравится).
Если же литератор писал для детей, у нас появляется объективный критерий оценки. Можно разбирать произведения Дмитрия Нарксисовича Мамина-Сибиряка, находить достоинства и недостатки в его романах, но достаточно прочесть чистейшие, прозрачнейшие «Аленушкины сказки», и все станет на свои места. Сейчас модно поругивать Максима Горького, однако прочтите «Воробьишку» или «Ивана Дурака» и вы увидите настоящего писателя. Владимир Маяковский умерял ради детей свой бас и особо тщательно занимался «добычей радия», подбирая слова для детских стихов. Там вы не найдете «Последних дней Донца», какие встречаются в других его произведениях. Значит, Маяковский поэт, а все прочее – наносное. При желании можно найти ляпы и небрежности в произведениях Аксакова или Гаршина, однако, «Аленький цветочек» и «Лягушка путешественница» – безупречны. Если бы А.H. Толстой ограничился тем, что написал «Петра Первого» и «Хождение по мукам», а Шолохов не создал ничего, кроме «Тихого Дона», то было бы весьма трудно решить, кто является лучшим русским писателем ХХ века. Но Шолохов написал «Нахаленка», а Толстой – «Приключения Буратино», «Сорочьи сказки», «Рассказы и сказки для детей»… и я по-прежнему не знаю, кому отдать первое место. Склоняюсь в пользу Толстого, но исключительно по количеству написанного. А как оценивать Булгакова я не знаю, Булгаков не писал для детей.
И последнее. Гением является тот человек, который пишет для взрослых как для детей. Александр Сергеевич Пушкин не создал ни единой строки, адресованной детям, однако, все его сказки, даже такая взрослая вещь как «Руслан и Людмила», немедленно стали детским чтением. Значит, в русской литературе имеется по меньшей мере один несомненный гений.
С этих же позиций я собираюсь оценивать и «творчество» сиятельного графа Толстого, Льва Николаевича. Во всех случаях, где можно я буду ограничиваться разбором произведений адресованных детям, а к прочим сочинениям аппелировать лишь для получения дополнительной информации.
Сразу уточню, что кроме «Рассказов из Азбуки» и «Русских книг для чтения» мною у Льва Толстого прочитаны: рассказ «После бала»; романы «Война и мир», «Анна Каренина», «Воскресенье»; повести «Детство. Отрочество. Юность», «Казаки», «Хаджи Мурат», комедия «Плоды просвещения». Мне могут сказать, что этого мало, что следовало бы прежде прочитать «Холстомера» или «Семейное счастье». На это отвечу, что для того, чтобы оценить свежесть осетрины вовсе не обязательно съедать всего осетра целиком.
Для подробного разбора я выбрал рассказ «Черепаха», помещенный в «Третью русскую книгу для чтения». Этот рассказ я приведу здесь целиком:
Лев ТОЛСТОЙ. ЧЕРЕПАХА. (рассказ)
Один раз я пошел с Мильтоном на охоту. Подле леса он начал искать, вытянул хвост, поднял уши и стал принюхиваться. Я приготовил ружье и пошел за ним. Я думал, что он ищет куропатку, фазана или зайца. Но Мильтон не пошел в лес, а в поле. Я шел за ним и глядел вперед. Вдруг я увидал то, что он искал. Впереди его бежала небольшая черепаха величиною с шапку. Голая темно-серая голова на длинной шее была вытянута как пестик; черепаха широко перебирала голыми лапами, а спина ее вся была покрыта корой.
Когда она увидала собаку, она спрятала ноги и голову и опустилась на траву, так что видна была только одна скорлупа. Мильтон схватил ее и стал грызть, но не мог прокусить ее, потому что у черепахи на брюхе такая же скорлупа, как и на спине. Только спереди, сзади и сбоков есть отверстия, куда она пропускает голову, ноги и хвост.
Я отнял черепаху у Мильтона и рассмотрел, как у нее разрисована спина, и какая скорлупа, и как она туда прячется. Когда держишь ее в руках и смотришь под скорлупу, то только внутри как в подвале, видно что-то черное и живое. Я бросил черепаху на траву и пошел дальше, но Мильтон не хотел ее оставить, а нес в зубах за мною. Вдруг Мильтон взвизгнул и пустил ее. Черепаха у него во рту выпустила лапу и царапнула ему рот. Он так рассердился на нее за это, что стал лаять и опять схватил ее и понес за мною. Я опять велел бросить, но Мильтон не слушался меня. Тогда я отнял у него черепаху и бросил. Но он не оставил ее. Он стал торопиться лапами подле нее рыть яму. И когда вырыл яму, то лапами завалил в яму черепаху и закопал землею.
