— Что определило органичность и прочность вашего союза с домашним экраном? — Чтобы получить точный ответ на этот вопрос, мы еще зададим Ю. Нагибину немало других, но именно он будет прокладывать путь в нашей беседе.
Нагибин. По-моему, с появлением и — главное — широким распространением телевидения произошла настоящая культурная революция. Ведь как облегчилось знакомство человека с миром, новостями, музыкой, кино, театром! Сколько нашей энергии экономит телевидение! Но с другой стороны, этот путь знакомства с плодами культуры уже в силу самой своей легкости немного обесценен в глазах зрителя, тем паче если в детстве его душа не была воспитана, подготовлена к восприятию прекрасного. Все это налагает на ТВ определенные обязанности, и именно поэтому мы не можем не предъявлять ему самые высокие требования. Например, понятно, почему чисто развлекательную программу или пустоватый фильм зритель смотрит вполглаза — и такие чисто развлекательные вещи, конечно, должны быть, поскольку среди многочисленных функций ТВ есть и организация отдыха после работы, элементарное освобождение человека от усталости и напряжения трудового дня. Но здесь нужно знать меру — представьте себе, во что может обойтись нашей культуре ситуация, при которой зритель приобретает привычку любое зрелищное искусство воспринимать вполглаза. Между прочим, симптомы этого опасного явления есть уже сегодня, и даже у нас — я уже не говорю о странах Запада, где телевидение, этот самый сильный и могущественный способ воздействия, часто превращают в бессмысленную игрушку. Однако же игрушка эта всесильна. Только недавно во время поездки в Австрию я наблюдал грустное явление. Специально ходил в кинотеатры, где шли самые разные картины — и чисто развлекательные, и очень серьезные, глубокие, проблемные. Я ходил на все сеансы, — но зал оставался пустым: не более 10–15 человек. Западная пресса не случайно забила тревогу: ТВ отобрало зрителей у кино.
Между тем подлинное могущество ТВ заключено, по-моему, в том, что оно может сыграть значительную роль в образовании человека: повысить уровень просвещенности зрителя, открыв в нем талант читателя, пробудив гуманитарное начало.
С трибуны юбилейного съезда Союза писателей прозвучали очень важные слова: «Бесспорной заслугой нашей школы является то, что у нас практически нет осмеянных классиком „Митрофанушек“. Но вот с недорослями в эмоционально-психологическом смысле мы еще, к сожалению, встречаемся. Надо, видимо, использовать школьную реформу для того, чтобы усилить влияние литературы и искусства на формирование личности». И еще: «Воспитанию культуры чувств следует уделять не меньшее внимание, чем обучению основам наук». Как же развить тот странный орган (не знаю, где он находится), которым человек отзывается на прекрасное в жизни, в отношениях между людьми, в искусстве?
Для меня и моих одноклассников, ребят с Чистых прудов, это воспитание чувств началось в школе. Мы встретились с двумя прекрасными учителями литературы — Елизаветой Лукиничной Левонтин и Алексеем Павловичем Романовским. Последний известен многим моим сверстникам: он писал и публиковал рассказы, был автором школьной книги для чтения. Учителя подарили нам свою влюбленность в литературу, вкус к чтению и жажду знаний. Все мои одноклассники были и остались настоящими книгочеями. Ведь любить читать — это не значит проглатывать какое-то количество строк, страниц, книг в день, месяц, год. Это не значит не расставаться с книгой в метро или автобусе или пичкать себя детективами. Любить читать — значит уметь общаться с хорошими, серьезными книгами, которые могут стать частью твоей сути, мозга, души.
К сожалению, в последние годы качество преподавания литературы в школе резко снизилось. И не столько по вине учителей, сколько по вине методических указаний. Возникло такое уродливое явление, как изучение писателя без чтения его произведений. Так, вместо того чтобы прочитать «Василия Теркина», ребята в школе заучивают содержание поэмы. С великим советским поэтом знакомятся, даже не прикоснувшись к самой плоти его стиха. Но ведь литература воздействует на человека только тем материалом, из которого состоит — словами. Магией слов она формирует и правит человеческую душу. Изложить содержание произведения, помнить даты жизни его создателя — все это, конечно, хорошо, но становится никому не нужным, если ты не прочитал самого произведения, не понял, почему оно прекрасно. При правильном подходе и мудром воспитании даже человек с плохим ухом, с глухим сердцем проникнется очарованием большой литературы, которая лепит душу, что, поверьте, гораздо важнее, чем лепить волевые качества характера.
— Значит, по-вашему, среди школьных дисциплин и предметов — самый важный — литература?
Нагибин. Литературу я бы даже не назвал предметом или дисциплиной. Ведь это не то, что определяет специальность или направленность профессионального интереса человека. Литературу я бы назвал предметом предметов, который делает человека человеком, формирует отношение людей к миру и друг к другу. Литература, особенно русская, постепенно смыкалась с философией, историей, идеологией. Наша литература необычайно тесно повязана с жизнью и от веку отличалась высокой душевностью. Я имею в виду не то, что она, мол, сентиментальна или чрезмерно трогательна, а то, что она всегда служила человеческой душе, никогда не была холодна или безразлична к ее заботам. Наша литература всегда была ориентиром для формирования поколений русской интеллигенции, всегда была ее силой и защитой. От литературы получаем мы и наслаждение, и научение. Недаром Борис Пастернак говорил: только искусство всегда у цели. Многие мыслители и художники в разной форме выражали ту же самую мысль. Эйнштейн, например, считал, что искусство и литература не менее действенный способ познания мира, чем точные науки. Но можно ли требовать подобного отношения к литературе от сегодняшней школы с ее сложными программами по физике, математике, химии, биологии? Не берусь судить, в каком объеме современному интеллигенту нужны знания по математике, но мне представляется, что школа должна прежде всего давать общее мировоззрение, воспитывать гуманное отношение к жизни. Ведь дети и подростки далеко не часто обнаруживают одностороннюю одаренность. В юные годы человеку нужно прежде всего помочь стать человеком. И в этом важнейшем процессе должна участвовать не только школа, но и все институции, причастные к просвещению.
