— И вы даже не догадываетесь, что так захватило Виктора? — спросил Петриченко, останавливаясь перед Верой Александровной Горновой. — Не прячет же он от вас свои книги, записки? Вы говорите, он получает много писем, целые ящики книг. От кого эти письма? Какие книги?
Вера Александровна задумалась. От кого муж получает письма? На этот вопрос она затруднилась бы ответить сразу. Письма приходят от самых разных людей, академиков, краеведов, инженеров, рабочих. А книги…
Вера Александровна помолчала.
— Представьте, я сама ничего не понимаю. Ни одной книги по его специальности! Геология, метеорология, океанография, отчеты экспедиций к Северному полюсу, а на этих днях он был погружен в чтение книги о рыбном хозяйстве. Сидел, страшно дымил трубкой и делал карандашом какие-то отметки.
— О рыбном хозяйстве? — с удивлением переспросил Петриченко.
— Да, о рыбном хозяйстве. «Смотри, говорит, один гектар пресноводного моря дает восемьсот килограммов рыбы и десять тысяч кило прекрасного мяса моллюсков, в двадцать раз больше продуктов питания, чем самые плодородные земли…» Вообще странно, Яков Михайлович, что он сейчас увлекается книгами, которые раньше не брал в руки: «Физика моря», «Морские биологические станции», «Синоптика и метеорология»…
— Физика моря, рыбы… — в раздумьи проговорил Петриченко. — И это в то время, когда нам так нужна его помощь! Ядерное горючее внедряется всюду, во все отрасли народного хозяйства, а крупнейший атомник, прославившийся на весь мир своим открытием койперита, читает о рыбах и не хочет видеть, какие дела творятся вокруг него…
Петриченко зашагал по аллее сада.
Яков Михайлович Петриченко, атомоэнергетик и математик, был ближайшим помощником Виктора Николаевича Горнова в его работах по открытию искусственного радио-элемента — койперита. Петриченко знал своего друга, как ученого, всегда стремившегося связать науку с практической деятельностью, и не мог понять и объяснить себе явное нежелание Горнова включиться в ту борьбу, которая все шире и шире развертывалась в Мира-Кумах.
Теперь он прилетел в Чинк-Урт с твердым решением увезти его с собой. Он ждал Горнова уже вторые сутки. Куда и по каким делам уехал его друг — не знала даже Вера Александровна. Таинственность, которой последнее время окружил он себя, тревожила всех окружающих.
Дом Академии наук, где последние годы жили Горновы, стоял посреди Чинк-Урт — самой мрачной и безжизненной пустыни. Он был построен так, что во внутрь не проникали ни раскаленный воздух, ни мельчайшая пыль.
Благоухающий сад внутри дома, фонтаны, цветы, бирюзовые и золотые тропические бабочки, беззвучно пролетающие над зеленью, — все это заставляло забывать, что вокруг на много километров тянется голая каменистая пустыня.
Из дальней аллеи неожиданно долетел смех Горнова и веселый крик ребенка.
Вера Александровна порывисто поднялась с места.
В аллею вбежала Аллочка, трехлетняя дочь Горновых. Обогнав отца, она подбежала к столику у садового диванчика и нажала на кнопку штепселя. В одно мгновение с высокого зеленого свода начали падать редкие капли дождя. Вера Александровна, подхватив ребенка, побежала под ближайший шелковый тент, развернувшийся над столиком и скамейкой.
Петриченко, не обращая внимания на дождь, ринулся навстречу своему другу.
— Наконец-то я тебя дождался. Где ты был? — вскричал он, обнимая его.
Горнов, улыбаясь, крепко пожал ему руку и, догнав напроказившую Аллочку, подставил ее под крупные капли дождя.
Вера Александровна остановила дождь. Тенты и зонтики свернулись. Освеженный сад заблестел мокрыми листьями.
Друзья сели на скамейку. Видя, что Горнов не спешит рассказывать о своих делах, Петриченко начал говорить о Мира-Кумах, откуда он только что приехал. Горнов молча слушал его.
О том, что творится в Мира-Кумах, ему было давно известно. Армия мелиораторов не первый год работала на строительстве водоносных шахт. Во главе стоял его воспитатель, приемный отец Измаил Ахун Бекмулатов.
Горнов знал также, что Петриченко, первый заместитель Измаил Ахуна, консультирует сейчас атомомонтаж на строительстве водоносной шахты «Шестая Комсомольская» — огромного комбината, собирающего подземные воды с площади в несколько сот квадратных километров.
И Горнов с доброй улыбкой смотрел на своего друга. Казалось, он сам готов был сорваться с места и лететь туда в Шестую Комсомольскую шахту, и в то же время он знал что-то большее и сейчас думал об этом.
— Я вижу, ты не слушаешь меня, — с грустью проговорил Яков Михайлович.
— Нет, я слушаю тебя, но…
— Но думаю о другом, — договорил за него Петриченко.
— Да, — сказал Горнов. — Ты не торопись обвинять меня, — и тень озабоченности легла на его молодое энергичное лицо.
Он взял его под руку, и они пошли по аллее. Вера Александровна поглядела им вслед.
«Что происходит в его душе? Какие сомнения мучают его? — думала она, оставшись одна. — Эта постоянная смена настроения… Почему? Он вошел в сад веселым, бодрым. А вот опять эти складки напряженной мысли на лбу. Упорство, решимость на что-то… Он стал не тот, он перестал делиться со мной своими замыслами, часами просиживает в своем кабинете, все о чем-то думает и курит. Курит как никогда…»