Миновав острую, как лезвие ножа, вершину усыпанного камнями холма и спускаясь к теплой зеленой долине, служившей целью его устремления, Кандалимон почувствовал заметную перемену. С того момента, как он отправился из центра континента к юго-западному побережью, ветер неделями бил его в спину — холодный, сухой, колючий. Но теперь он дул с юга — свежий, мягкий, почти ласкавший, — донося из города, находившегося внизу, множество странных запахов.
Он мог только догадываться, что это были за запахи.
Один из них был запахом рептилий, другой — запахом горелых перьев, а третий он отнес к запаху морских животных, которых вытаскивали на берег сетями, в которых они яростно бились. Но один почти наверняка был запахом Гнезда — запахом черной плодородной земли из самых глубин ее.
Но он знал, что обманывается. Он был слишком далеко от Гнезда, его привычных запахов и атмосферы. Кандалимон остановил тварь и на мгновение замер, как можно глубже вбирая легкими сложные испарения города в надежде, что эти странные запахи снова превратят его в человека. В этот день ему было необходимо обрести плоть. Пусть душой, а не телом, но он был джиком. Но теперь он должен был забыть в себе все, что было в нем от джика и встретиться с этим «плотским народом» так, словно он являлся одним из них. Таким, каким он однажды был много лет назад.
Он должен будет говорить на их языке, обрывки которого помнил с детства. Есть их пищу, как бы противна она ему ни была. И найти способ соприкоснуться с их душами. От него зависело многое.
Кандалимон прибыл сюда, чтобы донести до «плотского народа» дар Королевы-любви — самый величайший дар из всех ему известных. Чтобы убедить их открыть ей свои сердца. Чтобы побудить их принять ее объятия. Упросить их позволить ее любви наполнить их души. Тогда и только тогда в мире сохранится спокойствие. Если его миссия провалится, спокойствию наступит конец, а между «плотским народом» и джиками произойдет столкновение: раздоры, потери, ненужные смерти, разъединение Гнезда-множества.
Начнется война, которой Королева не желает. Война никогда не являлась существенным и необходимым аспектом их плана, только в крайнем случае. Но устремления Гнезда были достаточно ясны. Если этот народ откажется — принять любовь Королевы и не позволит ей наполнить радостью свои души, войны не избежать.
— Вперед, — приказал он твари, и громоздкий алый зверь, волоча ноги, устремился вперед, вниз по крутому склону холма к заросшей пышной растительностью долине.
Через несколько часов он доберется до города Доинно — великой южной столицы, — родового гнезда «плотского народа». Туда, где обитал самый большой рой этой, когда-то его, расы.
Кандалимон таращился на открывшуюся перед ним картину с изумлением и презрением. Живость красок устрашала и вызывала отвращение к этому приятному месту. Он чувствовал мрачное и мощное презрение к этому сверхизобилию. Куда бы он ни бросал взгляд, повсюду царило богатство, от которого стучало в висках. Эта листва, покрытая росой и сверкавшая в лучах утреннего солнца! Эти золотисто-зеленые виноградные лозы, разбросанные невероятным образом и с сумасшедшей энергией цеплявшиеся за огромные деревья! С длинных веток невысоких кустарников дразнили тяжелые красные плоды, которые выглядели так, словно могли утолить твою жажду на месяц. Густые, душистые кусты с мохнатыми голубоватыми листьями были увешаны до нелепости огромными гроздями мерцавших бледно-малиновых ягод. Густая и сочная трава с яркими алыми листьями, казалось, нетерпеливо предлагала себя для наслаждения голодным странникам.
Пестрые стаи галдящих птиц, чисто белых с малиновыми ободками на огромных клювах, небольшие шумные пучеглазые зверьки, карабкавшиеся в ветвях, маленькие насекомые мелькавшие радужными крылышками…
«Слишком много, — подумал Кандалимон, — слишком много, слишком, слишком много!» Ему страшно недоставало суровости его северной родины, скучных равнин, где пучок блеклой травы становился поводом для песни, и каждый житель находил свою пищу с должным благоговением, зная, какое счастье обладать этим мешочком грубых серых семян, этим кусочком высохшего коричневого мяса.
Земля, подобная этой, отягощенная разнообразными плодами, которые можно было просто взять, казалась недисциплинированной и слишком изнеженной. Спокойное неряшливое местечко, представлявшееся раем, но в конечном итоге приносящее вред своим ничего не подозревавшим обитателям. Там, где пища достается слишком легко, неизбежным результатом является испорченность души. В подобном месте можно быстрее умереть с полным животом, чем с пустым.
Но именно в этой самой долине он был рожден. Однако у нее было мало времени, чтобы наложить на него свой отпечаток. Его забрали отсюда слишком юным. Это было семнадцатое лето Кандалимона, и тринадцать из этих лет он прожил на дальнем севере среди слуг Королевы. Теперь он являлся представителем Гнезда. В нем не было ничего своего, кроме самой плоти. Его мысли были мыслями Гнезда. Его душа была душой Гнезда. Когда он говорил, звуки, с готовностью слетавшие с его языка, были резкими щелчками и шипением языка джиков. Хотя, как бы он это ни отрицал, Кандалимон понимал, что за всем этим стояла неизбежная правда плоти. Его душа могла принадлежать Гнезду, но рука была из плоти, его сердце было из плоти. И теперь в конце концов он возвращался в место, где началась его жизнь. Город его народа представлял собой путаницу белых стен и башен, убаюканную среди холмов и необъятного океана, как утверждали в Гнезде. Город уходил ввысь и стремительно падал вниз к огромному изогнутому заливу.