Я подошел к конторке дежурного администратора и спросил у мужчины в темно-голубом костюме с позолоченными пуговицами:
— Нельзя ли поговорить с паном заведующим?
— С паном управляющим, — деликатно уточнил он и осведомился: — А по какому вопросу, уважаемый?
— Мы забронировали два одноместных номера.
— Не будете ли так любезны сообщить, на какое имя? — все так же вежливо поинтересовался мужчина, окидывая меня с головы до ног оценивающим взглядом.
— Кабеш, — представился я.
Администратор слегка прищурился, наклонился над толстой книгой и стал аккуратно ее перелистывать. Вид у него был безразличный, и это окончательно выбило меня из колеи. Я оглянулся на свою спутницу, устроившуюся в глубоком кресле неподалеку, и беспомощно пожал плечами. Она встала и тоже подошла к конторке.
— В чем дело? Какие-то осложнения? Номера я заказала по телефону на прошлой неделе. У пани Богачковой. Она обещала, что вы их обязательно забронируете.
— Два одноместных номера… На сегодня… На имя Крамперовой?
— Верно! — подтвердила девушка и повернулась ко мне. — Извини, я забыла тебе сказать, что сделала заказ на свое имя. Дело в том, что я разговаривала с супругой пана управляющего. Мы немного знакомы.
Администратор тем временем взял ручку и принялся легонько постукивать по стеклу, прикрывающему конторку. Вежливое безразличие исчезло, он нахмурился, пару раз покрутил головой, почесал подбородок и решительно заявил:
— Очень сожалею, но свободных одноместных номеров у нет.
Слева от меня щелкнул патентованный замок женской сумочки, чуть погодя я ощутил в ладони какую-то бумажку, а немного выше локтя крепкое пожатие пальцев. Я положил бумажку на стол. Это оказалась… четвертная.
Дежурный мигом убрал ее и продолжал:
Детектив — Одноместные номера… Это всегда проблема, большая проблема… Но мы сделаем вот что. Пана Кабеша я поселю с паном доктором Баудышом, а барышню Крамперову — с его невестой. Апартаменты с двухместными комнатами, с общей прихожей и ванной.
Не успел я возмущенно заявить, что никакие доктора мне в номере не нужны, а в ванной я спать не собираюсь, как мужчина в отутюженной куртке с морскими пуговицами положил передо мною ключ с резиновой грушей, потребовал удостоверение личности и добавил:
— Пан доктор Баудыш тоже просил два одноместных номера. Он поселился у нас около часа назад.
— Спасибо, вы очень добры… — произнесла барышня Крамперова завлекательно встряхнула своей тициановской шевелюрой и одарила пана администратора ослепительной улыбкой. До меня наконец дошло, что пан доктор Баудыш будет как бы в одной комнате со мной, а наши дамы — тоже как бы вместе, так что в регистрационной книге все будет в полном порядке.
Доктору Баудышу было на вид около сорока пяти, он походил на киноактера, который, чувствуя, как прибавляются годы и убавляются волосы, все чаще задумывался о последней большой роли героя-любовника. Он носил белые фланелевые брюки в серую полоску, ярко-зеленую рубашку и курил трубку, набитую голландским табаком. Мы встретились на балконе, который, как и прихожая с ванной, был общим для наших комнат, уважительно названных администратором «апартаментами».
Нам предстояло пробыть здесь десять дней, состоящих из одного отгула, субботы, воскресенья и недели очередного отпуска работающей женщины. Сведения, которые я получил от своей спутницы, были точны: чудесный «отелик» в самом лесу, люксовая обстановка, великолепный пруд и песчаный пляж, — словом, красотища.
Я смотрел на зеленовато-голубую гладь огромного пруда, на золотисто-желтый пляж с десятками подстилок, лежаков, пестрых зонтиков и соответствующим количеством более или менее загорелых тел и в душе проклинал то роковое мгновение, когда на одном из чистых конвертов с приглашением на торжество по случаю получения мною диплома написал имя барышни Крамперовой и почти забытый, неизвестно как сохранившийся в памяти адрес. Я немного перестарался, заказав полсотни таких приглашений, и уже после тридцатого отчаянно ломал голову, кому бы еще их послать, и прикидывал, не обрадовать ли своим успехом министра образования или бургомистра стольного города Праги. Вдруг я вспомнил про барышню К., тут же черкнул адрес и через пять минут позабыл об этом.
А потом было торжественное вручение дипломов, в ушах у меня звучали величественные звуки органа и еще более величественные слова напутствий, в вестибюле актового зала пражской Каролины[1] царила веселая толчея, раздавались и принимались поздравления, обливались слезами от радости: вот тут-то я и увидел ее. Она держалась в сторонке, вызывающе яркая, завлекательная, в элегантном костюмчике и модельных туфельках, в руке — букет гвоздик, на губах — смущенная улыбка, и я, точно лунатик, оторвался от кучки своих друзей и родичей и через секунду уже держал ее за руку, не отрываясь, смотрел в ее большие серо-зеленые глаза и слушал тихий, глуховатый голос.
— Я пришла тебя поздравить, Гонза. Ты не сердишься?
Покрутив головой и произнеся: «Мирка, ты все хорошеешь и хорошеешь», я взял букет и, не долго думая, наклонился и поцеловал ее прямо в губы. Тут нас обступили родичи, мама вытирала мокрые глаза, младший братишка глуповато ухмылялся, и бесстыдно разглядывал Миркины ноги, а отец крепко обхватил ее за плечи и фамильярно признался:
