Убийцы не уважают традиции. Им чужды сантименты. И они не отдыхают по праздникам.
По долгу службы лейтенант Ева Даллас имела дело с убийствами, вот почему в это рождественское утро она ежилась от предрассветного холода, покрывая «Силином» замшевые перчатки, которые муж подарил ей всего лишь несколько часов тому назад, сопроводив подарок поцелуем.
С момента вызова не прошло и часа, а всего шесть часов назад Ева закрыла дело, потребовавшее от нее напряжения всех душевных и физических сил. Ее первое Рождество с Рорком начиналось совсем не весело.
Правда, для судьи Харолда Уэйнджера все обернулось гораздо хуже.
Его тело оставили на самой середине катка в Рокфеллеровском центре. Он лежал навзничь, так что остекленевшие глаза смотрели прямо на гигантскую рождественскую елку, этот нью-йоркский символ доброты и любви.
Одежды на теле не было, и кожа приобрела синеватый оттенок. Густая грива серебристых волос, предмет особой гордости судьи, сострижена неровно и грубо. Лицо сплошь покрывали синяки и кровоподтеки, но Ева без труда узнала его.
За десять лет службы в полиции она много раз присутствовала на судебных заседаниях, где председательствовал судья Уэйнджер.
Ева считала его человеком достойным, прекрасно разбиравшимся в хитросплетениях закона и уважавшим его дух.
Она склонилась над телом судьи, вглядываясь в выжженные на его груди слова:
НЕ СУДИТЕ, ДА НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ
Хотелось верить, что буквы были выжжены после смерти судьи, но вероятность этого была невелика.
Судью жестоко били. Пальцы на обеих руках сломаны, а глубокие ссадины на лодыжках и запястьях указывали на то, что жертву связывали. Но смерть наступила не от ожогов и побоев.
Веревка, на которой его повесили, все еще обвивала шею, глубоко врезаясь в кожу. Но эта смерть не была мгновенной. Шея, похоже, не сломана, а лопнувшие сосуды глаз и лица указывали на медленное удушение.
— Он хотел как можно дольше продлить мучения, — пробормотала Ева. — Хотел, чтобы судья оставался в сознании до самого конца.
Опустившись на колени, Ева стала рассматривать листок бумаги, трепыхавшийся на ветру. Записка прикрывала пах судьи наподобие фигового листа. В записке были имена, написанные от руки печатными буквами:
СУДЬЯ ХАРОЛД УЭЙНДЖЕР, ОБВИНИТЕЛЬ СТЕФАНИ РИНГ, ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЗАЩИТНИК КАРЛ НЕЙСАЙ ДЖАСТИН ПОЛИНСКИ, ДОКТОР ШАРЛОТТА МИРА, ЛЕЙТЕНАНТ ЕВА ДАЛЛАС
— Оставляешь меня на закуску, Дэйв?
Она узнала почерк преступника: наслаждение страданиями жертвы, а затем медленная, мучительная смерть. Дэвид Палмер получал удовольствие от своей работы. От экспериментов, как он называл их три года назад, когда Ева наконец поймала его.
К тому моменту, как она упрятала Палмера за решетку, на его счету было восемь жертв, а дисков с записью преступлений набралась целая стопка. С тех пор он отбывал восемь пожизненных сроков — такой вердикт вынес судья Уэйнджер — в тюрьме строгого режима для психически неполноценных преступников.
— Значит, ты сбежал, Дэйв? Твой почерк. Пытки, унижения, ожоги. Труп, оставленный в общественном месте. Вряд ли это подражатель. — Ева поднялась с колен. — Уберите тело.
Да, последние дни декабря 2058 года обещали быть совсем не веселыми.
Вернувшись в машину, Ева сразу же включила печку на полную мощность. Стянула перчатки и растерла ладонями лицо. Теперь нужно ехать в управление и составлять отчет, но в планы Евы не входило провести первый день Рождества на работе. Поэтому она решила заняться отчетом дома, в своем кабинете. Но прежде связалась по экстренной связи с диспетчером и распорядилась, чтобы всех людей из списка предупредили о возможной опасности. Несмотря на Рождество, Ева приказала обеспечить каждого личной охраной, причем полицейские должны быть в форме.
По дороге домой Ева запросила информацию у компьютера.
— Статус Дэвида Палмера, психически неполноценного заключенного тюрьмы Рексал.
Обработка запроса… Дэвид Палмер, приговоренный к восьми пожизненным заключениям в исправительном заведении «Рексал», девятнадцатого декабря бежал во время перевозки в тюремный лазарет. Розыск продолжается.
— Похоже, Дэвид решил справить праздник дома. — Ева подняла взгляд и нахмурилась, заметив проплывавший в светлеющем небе дирижабль, транслировавший на город рождественские песенки. «Провались они пропадом, эти трубящие ангелы», — подумала она и набрала номер своего шефа.
— Сэр, — сказала Ева, когда на экране появилось лицо майора Уитни. — Простите, что приходится беспокоить вас в Рождество…
— Мне уже сообщили о судье Уэйнджере. Он был хорошим человеком.
— Согласна с вами, сэр. — Ева обратила внимание на халат Уитни — пушистый, темно-бардовый, — вероятно, подарок жены. Рорк всегда дарил Еве подарки, ставившие ее в тупик. Интересно, как отреагировал на такой подарок Уитни.
— Тело везут в морг. Я запечатала вещественные доказательства и теперь еду домой. Поработаю у себя.
— Лучше бы расследованием руководил кто-то другой, лейтенант. — Уитни заметил, как блеснули ее усталые глаза и из золотисто-карих стали почти черными. Но лицо с высокими скулами, трогательной ямочкой на резко очерченном подбородке и крупным неулыбчивым ртом оставалось бесстрастным.
