— Кушать хочется, — сообщила она и засмеялась.
— Да, — задумчиво согласился он. Неуклюже слез с кафедрального дивана, придерживая на всякий случай штаны, и принялся возвращать себе исходный вид культурного молодого человека. Застегнулся, заправился, распрямился. Не забыл про «молнию» в ширинке. Блаженно застонав, потянулся-потянулся-потянулся… и вдруг хрипло проорал:
— Й-е-ес-с-с!
Тоже засмеялся.
Она смотрела на него снизу вверх. Трудно было оторвать взгляд от его нелепой тощей фигуры, похожей в темноте на безглазого извивающегося червя. «Какой же он весь… — бессвязно думала она, — … только мой, больше ничей, ужас, какой…» А вот ее глаза, в отличие от его, вампирски светились — в них отражался фонарь за окном.
— Мы с тобой ненормальные, Игорь, — логически завершила она свою предыдущую реплику. — Зачем ты меня послушался? Сейчас бы на даче яичницу жарили.
— Да ладно, — расслабленный, он уселся на стол заведующего кафедрой. — Попробуй, не послушайся тебя, сразу ногой в ухо схлопочешь.
— Я детей не бью.
Она улыбалась. Впрочем, в сумраке умирающего апреля ее улыбка была не видна, только глаза мерцали, только любящие глаза.
Он присел перед ней на корточки, ткнулся носом в мягкое, в жаркое, разметал шкодливыми руками незастегнутую блузку. «Ой, щекотно», — шепнула она и поймала его ладони под мышками.
— Фр-р-р! — сказал он, равномерно распределив этот звук по всем закоулкам мягкого и жаркого, до которых сумели добраться его губы.
— Хороший мой… — Она продолжала шептаться, чтобы никто больше не услышал ее, ни одна тень, ни один готический призрак. — А на вашей даче двуспальная кровать. Ты на ней по диагонали спишь. Интересно, как мы с тобой здесь поместимся?
Он с трудом оторвал себя от дурманящего лакомства.
— Не надоело меня подкалывать? Жан, прекрати. Честное слово, я только рад, что мы не поехали на эту дачу. Пусть хотя бы одно приключение в жизни останется, будем потом внукам рассказывать.
— Что ты хочешь от пьяной женщины? — совсем неслышно спросила она. Интимно дыхнула ему в лицо. — Сам напоил, а теперь обижаешься? — И стремительно поцеловала его в губы.
— Ноги затекли, — виновато сообщил он.
Поднялся, все разом испортив. Отошел к окну. Отбрасываемая им тень устрашающе выросла, заполнив кафедру целиком. Впрочем, он был доволен собой. Проверка закончилась успешно. Без сомнения, его проверяли — неосознанно, разумеется! — мужчина ли он, романтик ли он, способен ли на безумство ради любимой женщины. Он — мужчина, он — способен. Замечательно Жанна поступила, когда выдернула его из толпы расходящихся по домам студентов и сотрудников, когда предложила, сверкая глазищами, не выходить вместе со зрителями на улицу, спрятаться в актовом зале, и они, взявшись за руки, нырнули за тяжелую бархатную ткань, тянущуюся вдоль высоченных стен, а там оказался целый лабиринт, и они бродили по нему вечность, не разжимая рук, самозабвенно целовались, глотая пыль — ждали, пока вахтеры закроют выход на улицу, — а затем это случилось, мир сомкнулся, они вышли в душный мрак опустевшего зала, на ощупь пробрались в комнату студенческого клуба. В столе нашелся ключ от той двери, которая вела внутрь института, и тогда, нарушив все и вся, они проникли в пасмурные, вымершие коридоры… Замечательно, что он, Игорь, откликнулся на зов сумасшедших любящих глаз, ни секунды не колеблясь! И ведь обидно — найдется проницательный моралист, который увидит причину столь детского поступка исключительно во влиянии спиртных паров. Вот вам «пары», утритесь! Ну, выпили перед концертом самую малость. Ну, дернули чуть-чуть. А только внезапное желание остаться вдвоем — без электричек, без пассажиров, без телевизоров, без загаженного города со всеми его пригородами — это желание было глубоким и очень естественным… Правда, родная моя?
Он оглянулся.
Жанна уже спустила ноги с дивана и, перегнувшись в поясе, шарила по паркету, ловила кроссовки.
— Пойдем столовую вскроем, — сказал тогда Игорь. — Или кафетерий, поближе.
— Хорошая шутка, мне понравилось, — она была серьезна. — Во-первых, в холодильнике у системщиков остался почти целый торт от вчерашнего.
— О! — восхитился он. — Да, конечно!
— Во-вторых, у Ирины в тумбочке склад печенья.
— Да! — закричал он. — Йес!
— В третьих, сейчас будем пить чай. Можешь сходить за водичкой, я не обижусь. По пути откроешь машинный зал и возьмешь из холодильника торт. Программа ясна?
Она встала, собрала недостающую одежду, принялась приводить себя в порядок. Одежды в ней недоставало изрядно. Джинсы на полу, а чтобы вернуть на место лифчик, надо сначала скинуть с плеч блузку. И свет падает с бесстыдной прямотой. Привыкнуть к таким сценкам невозможно.
Он отвернулся, упершись раскаленным взглядом в черную лужу за окном. Отсюда, со второго этажа, лужа была прекрасно видна — вечная поганая жижа в самом центре вечного институтского двора. Взгляд остудился в муках.
— Интересно, здесь еще есть кто-нибудь? — спросила сзади Жанна, громко шурша то ли брючинами, то ли рукавами.
— Где?
— В институте.
— На проходной две-три бабули. Плюс дежурный, он должен сидеть у проректора.
