Интересно, кто это придумал так неправильно укладывать шпалы: либо слишком близко, либо слишком далеко друг от друга, а то и вообще как попало — короче, идти по ним совершенно невозможно. Или это специально делают, чтоб не ходили? Так ведь все равно ходят.
Песок на насыпи был сырой, слежавшийся, в сто раз удобнее дурацких шпал. Постепенно все последовали моему примеру и двинулись рядом с полотном «железки».
— Ну что, долго еще? — осведомился Олег.
— Долго, — безразлично ответил Андрюша. Он один знал дорогу.
Помолчали. Песок мерно поскрипывал под кроссовками.
— С насыпи не спускайтесь. Там болото.
— Говорил уже.
— Ну и что? Забудете ведь…
Начался мелкий противный дождик. Девочки, как по команде, раскрыли разноцветные зонтики. Доставать свой мне было лень, и я просто надел кепку. Колебавшийся Глеб составил мне компанию, Олег с Андрюшей продолжали идти, не обращая внимания на холодные капли. Местность вокруг была уныло-кочковатая, обросшая отбросами ботаники, в кювете догнивали ржавые вагоны, и мокро блестевшие рельсы скрывались постепенно за неясной пеленой дождя. Сталкеры местного значения… Выбрались, называется, на вылазку. И место, и погода соответствующие.
— Сусанин, — бурчал Олег, перекидывая повыше рюкзак, норовивший сползти на седалище. — Ей-богу, чтоб тебя… Если мы там ничего не найдем — а так оно и будет — ты останешься в этом болоте и будешь петь до конца дней своих: «Я Водяной, я Водяной, никто не водится со мной…»
— Вон спуск с насыпи, — сказал вдруг Андрюша, обрывая наметившийся было поток остроумия. — Там должен быть сломанный шлагбаум и тропинка. Пошли.
Помогая спуститься слабому полу и скользя по размокшей глине, мы еле воздерживались от соответствующих комментариев. Впереди, метрах в тридцати, действительно виднелся сломанный шлагбаум с облупившейся от времени краской.
— Сусанин… — Олег не закончил фразу и двинулся вперед.
Грязная тропинка оказалась на месте. Туман давил на психику, заставляя ежеминутно озираться по сторонам. У меня разыгралось воображение, рука сама нащупала в кармане рюкзака самодельную ракетницу. Оружием ее можно было назвать лишь с большей натяжкой, но, тем не менее, я тут же расправил плечи и пронзил туман орлиным взором. Чушь это все, и ничего больше…
— Чушь это все, — Олег чуть отстал, поравнявшись со мной, — чушь это все, Рыжий! Только ты пушку-то не прячь, не надо, пусть сверху полежит, ладно?..
Туман расступился как-то сразу, и мы увидели дом. Разбитый шифер крыши, осколки стекол в окнах, потеки на штукатурке… Старый заброшенный двухэтажный дом.
— Пришли, — хрипло выдыхает Андрюша. Значит, пришли. Поодаль торчали руины еще каких-то строений, но нам было не до них — нас вел древний инстинкт кладоискателей.
В полутемных сенях царил запах сырости и плесени. Олег толкнул вторую дверь, и мы оказались в комнате. Обломки мебели на полу, битое стекло. Штукатурка осыпалась. Старая печка в углу, и на нее с потолка свисают обрывки проводов. Все.
В следующей комнате пейзаж был тот же, за исключением нескольких продавленных кресел, да стенных допотопных часов, колесики от которых валялись по всему искореженному паркету. Отсюда рассохшаяся лестница вела на второй этаж. Только камикадзе могли рискнуть подняться по ней. Ну, и еще мы.
Здесь, по-видимому, недавно жгли костер — все стены были в почти свежей копоти. На дрова пошли остатки мебели. Уцелел лишь старинный письменный стол на гнутых ножках, из ящиков которого Олег немедленно извлек кучу разнообразного мусора и розовую ученическую тетрадку в косую линейку, производство московской фабрики «Восход», цена две копейки. Золотом.
Тетрадь исписана примерно наполовину, вместо закладки из нее торчит обрывок газеты. Грязный до нечитабельности.
— Привал, — объявляет Олег, засовывая находку в карман. — Спускаемся вниз, разводим огонь в печке и читаем мемуары. Пошли…
Обычный заброшенный дом. Ничего особенного. Вот только почему кругом не валяются пустые бутылки из-под алкогольных напитков? В таких местах подобного добра должно хватать, для усугубления таинственности… Хотя какой дурак попрется выпивать в эту даль, на болото? Я прячу ракетницу и достаю термос с чаем и бутерброды. И если я правильно думаю о содержимом Олегова рюкзака, то уж парочка пустых бутылок точно появится в сих местах, столь отдаленных.
Печка соизволила растопиться с третьей попытки, в руинах постепенно стало теплее и даже уютнее, кресла удалось очистить от сырого налета — и девицы тут же дружно достали сигареты, под неодобрительные возгласы мужчин, предпочитавших бутерброды.
— Ну-с, что мы имеем с гуся? — Олег помахал в воздухе найденной тетрадкой. — С гуся мы имеем шкварки… Интересный эпиграф, дети мои! «Грешник, к тебе обращаюсь я! Беги с места сего, ибо праведник не придет в вертеп зла». Итак, господа, все вы грешники. В общем-то, я подозревал нечто подобное… Так, дальше дневник, с шестнадцатого мая, год… год неразборчив.
«16 мая. Пробовали выйти по тропе. Не можем… Клякса…. припасов дня на три.
17 мая. Прошли ко второму дому. Кругом черви и другая мразь. Пашка лежит с температурой, упал в болото.
