Когда меня просят рассказать о Сталинградской битве, в памяти часто всплывают кадры военной кинохроники. На ленте запечатлен приезд в Москву Уинстона Черчилля. Это было вскоре после разгрома гитлеровцев на берегах Волги.
Впившись удивленно-растерянным взглядом в подтянутых русоволосых солдат, обходит строй почетного караула британский премьер. «В чем сила этих людей? Смертны ли они?» — мечутся вопросы в его глазах.
Гитлер трубил в сорок первом о «колоссе на глиняных ногах». Начальник Генерального штаба Гальдер собирался уничтожить Красную Армию и закончить войну за четырнадцать дней. А уже в начале сорок третьего им пришлось заказывать панихиду по разгромленной под Сталинградом 330-тысячной группировке своих солдат.
Шестой армии Паулюса потребовалось три дня для взятия Парижа. И этой же армии не хватило двух месяцев, чтобы сокрушить гарнизон одного обыкновенного четырехэтажного Дома сержанта Павлова.
Что же это за люди? В чем сила народа-гиганта? Не один Черчилль задавал этот вопрос и не мог найти на него ответ.
Книга, которую вы собираетесь прочесть, написана о тех, кто кровью своей, всей жизнью подтверждал каждую строчку партийного гимна. В их числе и главный герой повести, воин-интернационалист — генерал Родимцев.
Я познакомился с Александром Родимцевым 14 сентября 1942 года в Сталинграде, в тот день, когда решалась судьба города. Он пробыл в Сталинграде до 2 февраля 1943 года. На левый берег не уходил и все время находился в ста — ста пятидесяти метрах от переднего края. Комдив легендарной 13-й дивизии появился в штабе армии сразу после переправы через Волгу. Я спросил его:
— Как, выдержат твои гвардейцы?
— Я коммунист и из Сталинграда не уйду, — как-то буднично, но удивительно твердо ответил тридцатисемилетний генерал. И за себя, и за своих гвардейцев. И слово сдержал. Они не ушли. А на волжской стене, где проходила линия обороны, появилась надпись: «Здесь стояли насмерть гвардейцы Родимцева, выстояв, победили смерть».
Мы часто говорим и пишем о том, что у нас тысячи овеявших себя славой героев.
Да, действительно, у нас тысячи, десятки тысяч героев. Но это не значит, что мы не можем назвать их всех по именам. Обязаны это сделать! Должны! Пусть для этого потребуется еще год, два, десятилетия. Мы, наши потомки обязаны назвать имена всех героев Великой Отечественной войны. Всех до единого.
Назвать потому, что каждый из них — это легенда.
И книга Юрия Матюхина — еще одна встреча ветеранов с легендарным комдивом, еще одно знакомство молодого поколения с Витязем ратных дел.
«Какой он был? — часто спрашивают и будут спрашивать о Родимцеве люди. — Обыкновенный, как все?»
Нет, утвердительно не ответишь. «Необыкновенный, бросающийся чем-то в глаза» — скажешь так, покривишь душой. Я бы так рассудил: «Родимцев был обыкновенный, как все, и чуточку необыкновенный. Добрый к друзьям, но непримиримый к врагам своего народа. Как все русские люди. Бесхитростный и смекалистый, вокруг пальца не обведешь. Простодушный, сердечный, кремень, хоть огонь высекай. Покладистый и гордый, обидишь зря — не простит. Это был самородок народный!» И не удивительно, что многогранье таланта комдива засверкало в окружении таких же стойких, волевых, непреклонных ратников, как и он сам. Ведь правильно говорят, что в Сталинграде негероев не было.
Прошло немало лет со Дня Победы. Но тропинки памяти о тех, кто добыл в боях этот день, не заросли. Таких людей, как главный герой повести — генерал Родимцев, люди будут помнить вечно. Ведь не случайно на нашем главном памятнике бессмертным воинам высечены слова: «Никто не забыт и ничто не забыто».
В. И. Чуйков, Маршал Советского Союза,
дважды Герой Советского Союза
Часть первая
КОГДА ПОЕТ САЛМЫШ
— Где спрятал хлеб? — сверкая красными, налитыми злобой глазами, ревел чернявый хорунжий. И, не дождавшись ответа от привязанного к широкой деревянной лавке, лицом вниз, сапожника-бедняка Ильи Родимцева, махнул рукой.
Двое ребятишек — Дуся и маленький Сашка — зажмурили глаза, прижались к остывшей печи, спрятали русые головки за цветастой занавеской. Свист шомполов сжимал детские сердца, сводил судорогой руки, ноги. Отец вскрикнул от первого удара, затем, прижавшись щекой к лавке, лежал молча, только вздрагивал всем телом после каждого жестокого, злобного удара белоказака. А тот бил с остервенением, во всю свою силу, злобясь, что лежащий перед ним бедняк сапожник, голь перекатная, два дня назад разгуливавший по сельским улочкам Шарлыка с красным бантом на груди и раздававший остановившимся на постой красноармейцам тощие овсяные лепешки, напеченные из последних запасов муки его женой-говоруньей Аксиньей, сейчас молча переносил экзекуцию шомполами. Илья не был коммунистом, в подпольщиках не состоял, но своим сердцем, природным умом понимал, что правда за ними, большевиками. И поэтому, когда красные конники проходили через Шарлык, всегда выходил их встречать и Сашку своего привадил. Да видно, злой глаз в деревне притаился, он-то и выдал бедняка, бросил на лавку под шомпола.
Дуся, уткнувшись в рваненькое ватное одеяло, плакала.
