Я стою с подносом в очереди за обедом, пытаясь при этом не попасться за подглядыванием за ней. У меня в груди ноет, когда я вижу ее на кухне, раскладывающую еду и выносящую ее к разносам. Она не должна обслуживать всех этих испорченных козлов.
Я понимаю, что у меня есть деньги, но не это определяет меня. Мои родители учили меня, что не важно, сколько денег в кармане, важнее то, что в моем сердце. Я никогда не осознавал, что они по-настоящему имели в виду, пока впервые не встретил ее.
Когда я увидел ее, это был единственный момент в моей жизни, когда меня волновало, что кто-то другой обо мне подумает. Конечно, как любой выпускник старших классов, я хотел произвести на нее впечатление. Но больше всего, я хотел, чтобы она увидела — я другой. Что я не был каким-то испорченным, богатым ребенком, который попал сюда из-за своей фамилии. Я хотел, чтобы она смотрела на меня и видела кого-то доброго и умного. Ладно, возможно, чрезвычайно сексуального.
Кори Саммерс переехала сюда в начале нашего выпускного года, но я ничего о ней не знаю. Она молчаливая и замкнутая, и у меня не так много совместных занятий с ней. Я избегаю расспросов о ней, потому что не хочу привлекать внимание. Очевидно, что она хочет оставаться незаметной. Она поступила по школьной стипендии, что очевидно было из-за его нахождения по другую сторону от раздаточного стола.
Наша школа одна из самых лучших частных школ Нью-Йорка, и если вы не можете позволить себе астрономическую плату за обучение, вам предлагают редкую стипендию, которая предусматривает работу в школе в обмен на обучение. Мы называем детей из этой программы «кораблями». «Корабли» обычно объединяются и не смешиваются в основном вместе с нами. Не нужно быть нейрохирургом, чтобы понять почему, но Кори держится подальше от большинства «кораблей», только если это не касается работы.
Я покопался и узнал, что она не состоит ни в каких командах или клубах. Она не участвует ни в одних мероприятиях после школы, помимо помощи одному из «кораблей» с раскладыванием экипировки для академической гребли после тренировки. Если бы я не уделял столько внимания каждому ее действию, если бы я был, как все остальные в школе, то, возможно, совершенно ее не замечал бы. Но я не упускаю ничего, когда дело касается ее.
— Эй, Генри, захвати мне те три штуки, — просит моя кузина Пандора, проходя мимо меня и сокращая очередь. Я опускаю взгляд и замечаю, что Кори ставит передо мной небольшие тарелки с тако, и прихватываю несколько для Пандоры.
Мои сестры-близняшки тоже учатся здесь, но они практически на год младше меня.
В основном мы обедаем вместе, только если Пенелопа не влюблена на этой неделе и не сидит с каким-то парнем, которого выбрала.
К тому моменту, как я поднимаю глаза, Кори разворачивается ко мне спиной и уходит, и я готов навесить тумаков сам себе. Это была идеальная возможность сказать ей что-нибудь. Хоть что-то.
Не сказать, что я стеснительный или у меня проблемы в общение с девушками. Я просто большую часть времени даже не прилагаю усилий. Мои родители разрушили для меня влюбленность, и я не знаю, хочу ли клеиться к девчонкам, как некоторые из моих друзей.
Мой отец влюбился в мою маму в ту же секунду, как увидел ее. И он совершал безумные поступки, чтобы удостовериться, что она — его, и что они оба неразлучны. Они сходят с ума друг по другу, и у ребенка в тени подобного создается впечатление, что найти нечто такое же невозможно. Так что вместо этого, я выбрал путь, избегая подобные возможности влюбиться, и сосредоточился на учебе. Пока не появилась Кори. Теперь я не могу выкинуть ее из головы.
— Ты уходить собираешься или как? — спрашивает кто-то позади меня, и я отрываю свой взгляд от Кори, чтобы подойти к кассиру.
Я расплачиваюсь за еду, а потом нахожу Пандору. Пенелопа болтает у столика группы поддержки, но все еще держит поднос в своих руках, поэтому предполагаю, что она окажется в итоге за нашим обычным столиком.
Несколько минут спустя, Пандора занимает наш столик. Хоть ее поднос уже полный, она тянется за своим тако, даже «спасибо» не сказав. Меня уже давно перестало удивлять, как много она ест.
— Ты поговорил с ней сегодня? — чирикает Пенелопа, подходя и усаживаясь рядом со мной.
Я притворяюсь, что не слышу ее, и отпиваю свою газировку.
— Ты становишься заметным, — бормочет Пандора с набитым ртом, и Пенелопа соглашается с ней.
— Правда. Мы только заметили это в начале, потому что знаем твои привычки. Но сейчас ты становишься неаккуратным.
— Мои привычки? — переспрашиваю я оборонительно.
Пандора закатывает глаза, а Пенелопа улыбается, складывая перед собой руки.
— Так, парочка то тут, то там. Но не переживай, мы используем эти знания против тебя только в покере, — Пенелопа поднимает напиток и выгибает бровь. — Так, ты пригласишь еена выпускной или нет? Ты не ходил даже в прошлом году.
Я пожимаю плечами и оглядываюсь на кухню.
— Она даже о моем существовании не знает, — бормочу я.
— Генри, не хочу тебя расстраивать, но за исключением нас с Пенелопой, все киски знают о твоем существовании, — говорит Пандора, откидываясь на спинку своего стула и потирая свой живот. — Просто пригласи ее. Она согласится, и ты избавишься от этой своей странной фобии к девчонкам.
