Таисс Эринкайт
Не доверяйте женщинам
— Господи, ты лишил меня всего. От меня ушла жена, от меня отвернулись дети,
меня уволили с работы и выгнали из дому… За что мне все это, Господи?
— Ну не люблю я тебя, не-люб-лю!
Философская притча
Умеет ли ветер говорить? Может ли видеть? Правда ли, что бесплотные духи танцуют в его тугих струях, играют с его потоками? Кто знает…
Сколь много он мог бы рассказать, ведь только ветер не знает преград. Сколь многое мог бы объяснить… Но у него не спросишь.
Порыв ледяного ветра пролетел над крышами, вспарывая плотный, застоявшийся воздух мегаполиса, насквозь провонявший бензином, мусором, дешевыми духами и чем-то еще, трудноуловимым, но столь же неприятным. Так могла бы пахнуть злоба, имей она аромат, так воняла бы зависть… Но ведь они не пахнут, да?
Впрочем, вольному ветру нет дела до людей и их эмоций. Он летит, он расправляет свои призрачные крылья, тихо смеется в трубах и воздуховодах, ласково играет с занавесками, яростно кричит, разбиваясь об острые углы огромных, бестолково расставленных бетонных монстров-домов. Стихия танцует… Стихия знает все…
Недалеко от шумной, тонущей в свете фонарей и неоновых вывесок магистрали, между старыми, чуть покосившимися уже домами, построенными в начале прошлого века, есть один переулок. Маленький, какой-то весь кривой и жалкий, он плотно стиснут кирпичными стенами. Не переулок даже, скорее, вход во внутренний двор. Если войти в него, не побоявшись резкого запаха нечистот, что просто таки бьют в нос еще за десяток шагов, то попадешь в обычный дворик, с покосившимися скамейками и разрисованной детской площадкой, хронически не вывозной помойкой и кучкой гаражей-ракушек. Ничего примечательного, таких двориков в этом городе сотни. Танцующий ветерок скользнул через двор и полетел дальше…
В тени гаражей, подальше от редких освещенных окон, стоял небрежно припаркованный автомобиль. Огромный внедорожник темно-зеленого окраса нелепо прижался к хлипким жестяным коробкам, словно пытаясь спрятаться. Водитель машины нервно курил, выдыхая дым в приоткрытое до половины окно и периодически поглядывал на светящиеся часы на приборной доске. Половина первого. Пустота.
В тишине двора тихий цокот каблучков-шпилек прозвучал барабанной дробью. Водитель вздрогнул, торопливо затушил сигарету в пепельнице и вышел из машины. Мелко дрожащие руки он спрятал в карманах кожаного жакета.
Через двор, судорожно озираясь по сторонам, к незнакомцу спешила невысокая девушка. Плохое освещение явно действовало ей на нервы, но она продолжала быстро цокать каблучками. Свет одинокого фонаря на мгновение выхватил из потемок ее четко очерченный силуэт. Ладная фигурка, пушистые волосы, на свету блеснувшие куньей рыжинкой, деловой костюм по последней моде. Ждать такую — счастье для любого мужчины. Или почти для любого — тонкие губы ее кавалера презрительно сжались. Но это мог бы заметить только ветер, если бы захотел… Да только он уже давно улетел по своим ветреным делам.
Девушка торопливо прижалась к мужчине, запуская озябшие ладошки под его куртку. Он, чуть наклонившись, что-то едва слышно шептал в ее волосы. Любой, кто увидел бы их, стыдливо отвернулся, не смея подглядывать за столь трогательным, столь нежным счастьем. Да и некому было смотреть. Молодые влюбленные же, словно опомнившись, сели в машину — мужчина галантно придержал дверцу, давая своей подруге усесться — и уехали прочь, стремясь затеряться среди равнодушных огней большого города. Сытым зверем заурчал мотор дорогого автомобиля, едва слышно прошелестели по асфальту шины — и влюбленная пара исчезла из мрачного безликого дворика, оставив его досматривать свои серые, холодные сны. И никто не услышал их разговора…
* * *
Длинные ногти, накрашенные нежно-перламутровым лаком, слегка царапнули смуглую кожу. Я лишь усмехнулся, глядя, как морщится Фил — он терпеть не может, когда его щекочут. Особенно во время секса.
Ковер на полу хозяйского кабинета, служивший нам кроватью, пах табаком и почему-то медом — я хорошо это ощутил, пока разгоряченный любовник вжимал меня лицом в этот самый ковер, не давая вырваться, раз за разом подчиняя и заставляя меня постыдно умолять: "Еще!". Секс с Филом — это как самый лучший наркотик. Тебе кажется, что ты струна, что звучит под требовательными пальцами мастера, испуская стон истинного удовольствия. Тебе грезится, что ты хрустальная чаша, до краев полная серебристой родниковой воды…
Позже, когда схлынула страсть, а нас накрыло волной сладкой, тягучей истомы, я перебирал его шелковистые волосы, лениво рассматривая следы собственной серебристой помады на его губах и высоких скулах. Хорошая помада, водостойкая, лениво подумал я. Придется помучится, вытирая ее…
Телефон зазвонил неожиданно. Закричал резким хриплым голосом Сандры Насич, ударил электрическим разрядом по расслабленным нервам.
— Не бери, — тихо попросил я, но он уже встал, потянулся красивым смуглым телом и неторопливо продефилировал в другой конец кабинета — туда, где надрывалась крохотная трубка.
— Слушаю, — лениво мурлыкнул он, нажав на кнопку приема. С полминуты внимательно слушал собеседника, затем все тем же расслабленным голосом отозвался: — Да понял я, понял, — и прервал соединение.
