Патрульная милицейская машина неспешно катилась вдоль улицы, залитой неоновым светом фонарей и рекламных вывесок. Стояла теплая весенняя ночь. Город спал, лишь изредка патруль замечал одинокие тени, спешивших по своим ночным делам людей. Редкие дождевые капли постукивали по стеклу.
— Половина третьего, — зевнул сержант Лемешук, посмотрев на часы, и сладко потянулся, хрустнул суставами пальцев.
— Тихо сегодня на маршруте, — в тон напарнику произнес Бартошевич — патрульный, который сидел за рулем. — Хоть бы собака пробег.
— В самом деле… Нынешней весной этих тварей наплодилось, в глухом месте ночью без оружия страшно показываться.
— Не любишь собак?
— Люблю. Но псам же неизвестно, что они — друзья человека!
— А вот первый, — Бартошевич успел нажать тормоза, чтобы не задавить внезапно появившегося перед колесами дворнягу.
— Помяни… Вот и оно.
Собака будто и не заметил смертельной опасности. Он сторчмя несся навстречу патрульному «Жигуленку», поджав хвост. Только в последний момент бросился в сторону и исчез в темноте за забором.
— Ты видал? — удивился Лемешук. — Ну и нахальство.
— Пёс явно испуган, — отметил Бартошевич. — Интересно, от кого он так драпанул?
— Наверняка от других клыкастых. Территорию не поделили, грызутся. У собак как и у людей — цивилизация, — поучительно ответил Лемешук.
— Может живодеры ведут отлов?
— Или медведь из зоопарка сбежал.
— Вряд ли медведь. Передвижной зверинец на днях в другие места подался. Я их сопровождал.
Лемешуку вспомнился поход к гастролёрам, устраивал сыну уик-энд. Малый сразу радовался, и самому было интересно понаблюдать за хозяевами джунглей Африки, но после оба заскучали. Северного белого медведя допекала жара. Замордованная шимпанзе вцепилась в клетку и бесконечно долго раскачивалась, будто хотела разломать узилище и выбраться на волю. Небольшой крокодил плавал в ванне с черепахами. Лев сидел не шелохнувшись и явно мечтал закусить кем-нибудь из посетителей. Одним словом — не понравилось.
— Не люблю зоопарк, — задумчиво произнёс Лемешук.
Бартошевич качнул головой, согласился.
— И цирк тоже.
Патруль добрался до конца улицы. Начиналась развилка. Глухие улочки вели в глубину кварталов, где фонари почти отсутствовали, а улица освещалась в основном полной Луной.
— Завернем или едем обратно? — спросил Бартошевич.
— Все равно, — отмахнулся Лемешук.
Бартошевич крутнул руль, и «Жигули» послушно вписались в левый поворот.
— В конце улочки вывернем на трассу, проверим заправочную заодно, — предложил водитель.
Мотор рыкнул, и патрульное авто полетело по мрачноватой узкой улочке, разгоняя фарами ночную темень.
— Осторожнее, — предупредил Лемешук, когда передние колеса с визгом пробуксовали по влажному асфальту.
«Жигули» развернуло инерцией. Бартошевич хороший водила. Профи. Дальше не разгонялся. Свернул во дворы, чтобы сократить путь до основной трассы.
Они неторопливо тянулись вдоль многоэтажек, выхватывая светом темные провалы подъездов. Один, второй… Выехали на следующую развилку, повернули. Шоссе начиналось через сотню метров. Бартошевич внезапно взволновался, словно нечто чужое, инородное зашевелилось, проснулось в груди. Чужое, но знакомое и давно забытое. Он едва не нажал на газ, как неожиданно с улицы донесся женский крик.
— Ты слышал? — спохватился Лемешук.
Водитель опустил стекло в дверце. Крик повторился. На этот раз более отчаянно.
Бартошевич вырулил туда, где обреченно взывали о помощи. «Жигуль» рванул к последнему подъезду самого дальнего дома. Друг нащупал на поясе наручники. Перед капотом промелькнула тень огромного пса, раз в десять большего обычного дворняги.
— Ну вот, а мы скучали, — Лемешук расстегнул кобуру и достал пистолет.
Жуткий вскрик, на этот раз мужской, смешался с ревом двигателя.
Бартошевич успел затормозить в момент, когда машина едва не уперлась бампером в огромного кобеля, впившегося в шею лежащего на земле мужчины. Лемешук с матом выскочил из салона и на ходу разрядил в черный лохматый силуэт всю обойму. Животное мгновенно прыгнуло и растворилось в ночи. Последняя пуля чиркнула по шерсти перед тем, как собака сиганул за угол многоэтажного дома.
В траве лежало тело мужчины. Из разорванной артерии хлестала кровь, тёмная лужа расползлась по земле. Бартошевич взял рацию.
— Четыреста второй…у нас труп.
Лемешук спрятал пистолет. В кобуру попал не сразу. Рядом кто-то всхлипнул. Только сейчас милиционеры заметили девушку, которая прислонилась к панельной стене высокого здания. У неё подкосились ноги, и с тихими рыданиями девушка осунулась.
— Ну-ну, все кончилось, — попытался успокоить сержант. — Все кончилось.
Приблизился напарник.
— Она в порядке? Может, скорую вызвать?
Лемешук осмотрел незнакомку. Кроме разорванного на груди платья, внешне все оказалось в порядке.
Когда к месту происшествия явилась с включенными мигалками «Волга», водитель «Жигулей» произнес:
— Знаешь, Лемешук, это не собака. Волк. Считаю, мы видели самого настоящего волчару, только чуть большего в размерах, чем обычно бывает.
— Первый раз сталкиваюсь с подобным, — ответил напарник. — Чтобы в городе, чтобы человека… Главное, я ни разу не промахнулся.
