– Моя мама и красивая, и умная, и успешная. У нее было столько возможностей выйти замуж во второй раз! Но она этого не сделала, понимаешь, не сделала! Она не хотела, чтобы кто-нибудь, не дай бог, меня обидел. Моя мама из-за меня принесла свою жизнь в жертву, а я…
Дарина посмотрела на сидящего напротив мужа и опустила голову. Антон кивнул и взял ее за руку, но Дарина тут же руку высвободила.
– Я не достойна жалости! Я не достойна мамы! Как я могла так с ней поступить? Я неблагодарная свинья после этого, я самый подлый, самый гадкий человек после этого!
Муж протянул руку, чтобы погладить Дарину по щеке, но она отмахнулась, словно от назойливой мухи, на ее лице читалось отвращение.
– Не надо меня жалеть! Я не хочу твоей жалости. Это из-за тебя я так поступила!
– А чего ты хочешь? – хриплым голосом спросил Антон.
– Я хочу, чтобы мама меня простила, – тихо ответила Дарина.
– А я? Я тебе больше не нужен?
Дарина на мгновение задумалась. Посмотрев в помрачневшее лицо Антона, она ответила:
– Мне нужна мама. Я не могу жить, зная, что причинила ей боль. Ты когда-нибудь заглядывал в глаза, полные боли? Нет, не заглядывал. А я поймала мамин взгляд. Перед тем как уйти, я посмотрела ей прямо в глаза: нагло, вызывающе посмотрела. И знаешь: это все равно что побывать в аду. Ад преследует меня теперь все время. О, как бы я хотела искупить свою вину!
– А почему ты не напишешь ей письмо?
– Письмо? – Дарина посмотрела в ясные, голубые глаза мужа и переспросила: – Письмо? Ты думаешь, это поможет?
– Не знаю, но думаю, не повредит точно.
– Ну да, ну да, – задумчиво произнесла Дарина. – Уже поздно, иди спать, а я еще здесь посижу.
Дарина вдруг почувствовала, что у нее появилась надежда, которой она была лишена весь последний год. Сердце ее забилось, она достала ручку, лист бумаги и стала писать:
Дорогая, любимая моя Мамочка!
В тяжелых раздумьях и бессонных ночах я провела последние месяцы. Вот и сегодня ты приснилась мне. В этот раз ты меня не ругала, не отворачивалась от меня, а радовалась за меня. Радовалась, что я жду мальчика. Ты ведь еще не знаешь, что я жду мальчика? А во сне ты знала и сказала, что рада, что это будет мальчик, а не девочка, потому что девочка – это «отрезанный ломоть», а мальчик – продолжатель рода.
Сейчас я пишу это и плачу. Мне так хочется обнять тебя и сказать, как я тебя люблю и как ты мне нужна. К горлу подступает комок, и я смотрю в одну точку. Часами не могу заснуть, а когда засыпаю – вижу тебя. Нет, я не могу так больше жить. Мне не нужен самообман. Никто не сможет заменить мне моей мамы. Моей мамы с железной волей и правильным взглядом на жизнь.
Вся вина за твою обиду лежит исключительно на мне. Не могу, да и не хочу я защищать себя. Я плохая дочь, и это уже доказано. Я не знаю, как стать хорошей дочерью, и очень сомневаюсь, что смогу стать хорошей матерью. Смогу ли я стать такой же идеальной матерью для своего ребенка, какой ты была для меня? Я схожу с ума от всех этих мыслей.
Если сможешь, прости меня и помоги мне.
Твоя дочь.
Поставив точку, Дарина еще раз перечитала письмо, сложила его вчетверо, вложила в конверт и написала на нем адрес.
* * *
Огромное серое облако держало последние этажи панельного уродца в своих цепких лапах. Окна малогабаритной однокомнатной квартиры на первом этаже девятиэтажки выходили прямо на оживленную улицу. Дарина смотрела на проезжающие мимо автобусы и маршрутки, в голове копошились десятки сумбурных мыслей, но ей никак не удавалось выделить из них одну, чтобы обдумать обстоятельно. Ей было неприятно, что она зря теряет время, и стыдно, что она даже получает от бесполезного созерцания улицы удовольствие. Она чувствовала, что ее жизнь течет неправильно.
Муж хотел купить машину, а она уговорила его завести ребенка: ей очень хотелось уйти в декрет, чтобы разобраться в себе. Ее прошлая жизнь, полная рабочей суеты, не оставляла для этого места. Но теперь ей казалось, что, несмотря на образовавшееся время и покой, она не стала счастливей. Она чувствовала себя даже еще более несчастной. Раньше она думала, что ей есть что рассказать, да и муж настаивал на том, чтобы она писала больше. Но теперь, глядя в окно, она сомневалась: а действительно ли ей есть о чем поведать миру? Действительно ли то, что она пережила, стоит испачканной бумаги? За все время «сидения дома» она не написала ничего стоящего. Так, жалкие осколки жизни. Впрочем, ее жизнь и состояла из осколков. Прошлое было разрушено, а настоящего так и не появилось. Она злилась на себя и на мужа: это он внушил ей, что у нее есть талант. А на самом деле она ноль, и ее писульки ничего не стоят.
На УЗИ сказали, что ребенок размером с дыню, а ей казалось, что он весит не меньше тонны. Тяжело стало внутри. Тело, казалось, было запечатано в тяжелые оковы. Любое движение доставляло неудобство. Она была несчастна, как никогда, и не знала, как вырваться из этой тюрьмы. Она ненавидела себя за то, что не могла радоваться беременности и с нетерпением предвкушать рождение ребенка так же, как, должно быть, предвкушала ее рождение ее мать. Чем больше она думала об этом, тем больше ей хотелось спать.