В каждой науке, кроме общепринятой метрической системы мер, используются еще свои, специфические единицы измерения. В астрономии такими единицами могут быть звездные системы, галактики, в микробиологии — отдельная клетка, в химии — молекула. При археологических раскопках подобной единицей служит квадрат, площадь которого в каждом случае может быть различной, поскольку квадрат — величина условная. В отличие от математического квадрата, имеющего два измерения, квадрат археологический имеет еще и третье измерение — время, которое отсчитывается в глубину по вертикали. По этим трем координатам и ведет археолог изучение пластов земли.
Как это происходит, я рассказал в книге «Распахнутая земля» на примере раскопок и открытий, в которых мне довелось принимать участие. То был рассказ об археологии как науке, имеющей свои объекты и методы исследования. Эта книга продолжает первую, но во многом отличается от нее. В ней я пытаюсь показать археологию с другой стороны, рассматривая ее как один из способов познания окружающего нас мира, а вместе с тем показать и тот «космос науки», без которого не обходится никакое научное творчество: чувства, мысли, ощущения, внезапные прозрения, что ведут от одного открытия к другому.
Археология всегда была для меня не «наукой о древностях», как точно переводится это слово, а «наукой о прошлом», причем прошлое включало в себя не только историю человеческого общества, но и историю биосферы в целом. Все более тесное содружество таких направлений науки, как палеогеография, геохимия, экология, геоморфология, биогеография, геофизика, почвоведение, гидрология и многие другие, открывает сейчас возможность не только объяснить прошлое, но и успешно прогнозировать будущее. Вероятно, поэтому все большее количество исследователей приходит к мысли, что разных наук со многими целями нет — существуют, лишь разные аспекты единой науки, цель которой — познать мир и человека в их единстве. Это предвидел еще академик В. И. Вернадский, писавший почти полвека назад: «В наше время рамки отдельной науки, на которые распадается научное знание, не могут точно определять область научной мысли исследователя, точно охарактеризовать его научную работу. Проблемы, которые его занимают, все чаще не укладываются в рамки отдельной, определенной, сложившейся науки. Мы специализируемся не по наукам, а по проблемам. Научная мысль ученого нашего времени с небывалым прежде успехом и силой углубляется в новые области огромного значения, не существовавшие раньше или бывшие исключительно уделом философии или религии…»
Соображения эти определили форму и содержание новой книги. Речь в ней идет не столько о предметах, найденных при раскопках, сколько о закономерностях, на которые указывает анализ этих предметов; не столько о следствиях, сколько о возможных причинах, истоки которых приходится искать иногда за пределами биосферы. Чтобы увидеть все это и понять, какое место в пространстве и времени занимает прошлое, ограниченное тем или иным квадратом раскопа, современный археолог должен уметь преодолевать эти границы, уметь подняться над ними, соединив в своем сознании, сплавив воедино результаты множества специальных исследований. Вот почему я рассказываю прежде всего о собственном опыте, о том пути, который мне пришлось пройти самому. Он известен мне лучше, чем чей-либо другой, и в то же время позволяет дать читателю представление о различных направлениях современной науки о человеке и природе.
Глава I
У самого Белого моря
1
Холодное, серое, взрытое густым порывистым ветром, море неслось к берегу в белой накипи пены, обрушивалось на мокрый, обнажавшийся с отливом песок, вздымалось пенистыми гривами на песчаном баре перед устьем реки. Удары волн о подводные мели и камни сливались в глухой и плотный гул канонады. И в этом гуле, в измороси брызг, раскачиваясь под ударами волн и ветра, уходили от берега «Соловки», так и не сумевшие взять на борт отъезжающих. Даже без бинокля был виден серый корпус судна, то поднимавшегося с очередной волной, то нырявшего вместе с ней вниз.
Тоскливый прощальный гудок виновато ткнулся в обрыв, задохнувшись в заряде дождя. Подхватив мокрые сумки и чемоданы, расходились по домам провожавшие вместе с теми, кого они провожали.
Третьи сутки сотрясал шторм море и берег. И в течение этих трех дней в каждом из домов маленькой заполярной деревни на юго-восточном берегу Кольского полуострова, связанной с остальным миром ненадежными рейсами Ан-14 и заходом «Соловков», все напряженно вслушивались в сводки погоды и до боли в глазах вглядывались то в далекие холмы берега, то в сумятицу волн и облаков, чтобы угадать перемену. Напрасно! Каждое утро шторм как будто набирал новую силу. И те семь человек, у которых кончались отпуска и командировки, кто рассчитывал на следующее утро уже идти по улицам Архангельска, не могли попрекнуть капитана за то, что он так и не решился бросить якорь на рейде. Впрочем, если бы даже он попробовал это сделать, ни одна из лодок, обсыхавших на песке, не вышла бы в море: волны разбили бы ее в щепки о песчаную косу и камни бара…