АНДРЕЙ ЩУПОВ
НАД БЕЗДНОЙ
Здание было самым высотным в городе. На него взирали с робостью, о нем говорили с восхищением. Приезжим в числе прочих достопримечательностей обязательно указывали и на него. Высота - это всегда высота, и если приходится смотреть на кого-либо или на что-либо снизу вверх, это поневоле пробирает. Иногда трепетом, иногда завистью... Небоскребы - не просто дома, это в чем-то и где-то наша амбициозная суть, угловатая устремленность ввысь, архитектурное воплощение восклицательного знака.
В сущности лояльно настроенным гражданам и впрямь было чем гордиться. Двести пятьдесят сверкающих стеклом этажей выглядели броско и устрашающе. Ни дать, ни взять - замок двадцатого века, прототип египетских пирамид и муравьиных гор! Подобно губке небоскреб впитал в себя сотни шикарных гостиничных номеров, десятки контор, ресторанов, бильярдных и кинозалов. Но это внутри, а снаружи он являл собой гигантский утес, дерзко взметнувшийся среди мелкорослых строений, шпилем вознамерившийся пощекотать небо. Возможно, какой-нибудь альпинист безразлично пожмет плечами, а бывалый монтажник снисходительно улыбнется, но большинство граждан города поглядывало в сторону небоскреба не без внутренней гордости. Мол, и мы умеем строить! И у нас не хуже, ядрена-зелена!.. Вполне закономерно, что площадь возле здания превратилось в место свиданий, и задранных вверх голов обычно хватало. Людей можно было понять. Ведь без малого восемь спринтерских дистанций уходило на их глазах в синеющую пустоту. А если воображение превращало воздух в океаническую стихию, а асфальт - в илистое, задохнувшееся под тяжестью вод дно, становилось и вовсе страшно...
Впрочем, привычка растит мускулы, и архитектура, все смелее шагающая за облака, рискует переселиться из разряда достопримечательностей в разряд обыденного. Хорошо это или плохо, нам не дано знать. С определенной долей уверенности мы можем судить лишь о том, что теснить небо небезопасно. История сохранила легенду о злосчастном Вавилоне. Почему бы ей не сохранить и другие легенды? Легенды, еще не имевшие на земле место...
* * *
Для большинства свидетелей все получилось вдруг. Даже выстрелы различить в городском шуме непросто. Двое молодых людей ураганом ворвались в холл знаменитого здания, задержавшись у стеклянных дверей, выстрелами заставили залечь идущих по следам карабинеров. Только что десятки их товарищей полегли на улице под огнем спаренных пулеметов, и возможно, эти двое оставались последними из горстки тех дошедших до полного отчаяния революционеров, решившихся на выступление против режима.
Разряжая за спину револьверы, они миновали пустынный гардероб, проскочив устланную коврами лестницу, бросились мимо перепуганного стюарда по узкому проходу гостиничного ресторана. Оставив за собой руины из столиков и плотный автоматный огонь, дробящий остатки дорогого фарфора, они оказались в заставленном высотными канделябрами коридоре. По стенам и потолку змеилась узорчатая позолота, и тут же светились неоновые надписи, услужливо указующие на присутствие бильярдных, кафе-баров, скоростных лифтов. Поблизости снова взвизгнули пули.
- Не так быстро, Поль! Я, кажется, ранен.
Юношеское лицо одного из беглецов исказилось гримасой боли.
- Сейчас... Мы уже у цели! - Поль, огромный бородатый детина легко подхватил спутника под мышки и чуть ли не волоком подтащил к лифту. Здесь он оглянулся и, вскинув свободной рукой револьвер, выстрелил. Пятнистая, показавшаяся из-за угла фигура завалилась на массивные канделябры. Тем временем дверцы лифта разъехались, и, потеряв опору, раненый упал на пластиковый квадрат пола. Прыгнув за ним следом, Поль суматошно зашарил по стенкам лифта. Ага, вот и панель с клавишами! Кабина дрогнула и бесшумно понеслась вверх. Они проделали это вовремя. Через мгновение внизу уже грохотало. Били по створкам, мало на что надеясь, просто срывая злость. Поль с тревогой глянул себе под ноги. Если откроет стрельбу в шахте, им конец...
- Как ты? - он склонился над другом и, приподняв за плечи, помог ему сесть.
- Ничего... Голову только кружит, - юноша через силу улыбнулся.
- Держись, Венто! Потерпи чуток. В этой махине легко притаиться. Только бы оторваться от гончих.
Тяжело дыша, Венто прикрыл было глаза, но с видимым усилием снова распахнул. Опираясь на плечо товарища, медленно поднялся. Стоять ему приходилось на одной ноге, во второй засела пуля.
- Чего ты вскочил, садись!
- Да нет же, я в порядке...
- В порядке он... Вижу, как хлещет! - с треском оторвав от своей рубахи широкую полосу, Поль нагнулся и торопливо стянул кровоточащее бедро друга.
- Ты только в обморок не падай, договорились? Всего-то и осталось один-единственный рывочек! Постарайся, малыш! Вот увидишь, мы затеряемся здесь, как иголки в стогу сена. В номера иностранцев они и носа не сунут! Запремся с какой-нибудь бордельер-миллиардершей - и порядок!
Поль тут же подумал о собаках. Да еще эта кровь! Как много ее, оказывается, выбегает из ран... Вслух он однако ничего не сказал.
Лифт грубо тряхнуло, где-то скрежетнули подъемные механизмы. Оба упали, но Поль тут же стремительно вскочил, затравленно обежал глазами тесное пространство. Стало быть, карабинеры отключили подъемник. Ничего не скажешь, быстро сработали! И у них, выходит, есть неглупые ребята. Плохо!.. Если это окажется где-нибудь между этажами, то хоть стреляйся. Героическая записулька на стене лифта (выполненная, разумеется, кровью) и два живописных жмурика. Вот порадуется-то пресса! В последнее время у них там прямо соревнование, кто больше гадостей напишет про оппозицию, кто больше жареного преподнесет. Особая комиссия, говорят, премиями их потчует. За лучший очерк, за отвагу и искренность. Боже мой! Какие взятки? Зачем?! Да мы гордимся своей прессой, мы без ума от нее! И невдомек четвертой колонне, что она уже не четвертая, а шестая... И фотографии, разумеется, поместят на первых страницах, на что, при жизни надеяться было бы верхом нелепости. А как же! Покушение на самого Марата - без пяти минут президента! И уж постараются, немтыри, - в грязь втопчут по самую маковку, спишут на мертвых всю террористическую вакханалию...
