Евгений Ларин
ОТВЕЧАЕТ ЗЕМЛЯ
Памяти Пьера Тейяра де Шардена посвящается
Сначала Наров не придал этому никакого значения. За день насмотришься всяких кривых и на бумаге и на экране. И что из того, если одна из кривых вдруг всплывет в твоей памяти?
Беспокойство он испытал лишь после того, как увидел фигуру по крайней мере в десятый раз. «Вот привязалась, — подумал он, рассматривая ее нечеткие контуры. — Видно, перетрудился. Верно сказала Аленка: без лыж диссертации не одолеть. В воскресенье махнем с Аленкой в Подрезково».
Так он и сделал. День выдался солнечный, радостный, настоящий мартовский. Снег, подтаявший накануне, ночью схватил легкий морозец, и образовалась тонкая хрустящая корочка, как бы засахаренная. Брызги солнца в каждой снежинке. Аленка выглядела такой свежей, счастливой. Она кидала в него снежками, а он смеялся и думал: «Вот оно, счастье. Невыдуманное, простое. Чего же еще надо?»
В понедельник Наров пришел в лабораторию обновленный, уравновешенный и до конца недели про фигуру не вспоминал. И вдруг…
Трудно передать, что испытал он, увидев, как Колька Рябов рисует эту фигуру. Удивление? Нет, пожалуй, какую-то странную уверенность, словно заранее знал: так и должно было быть.
— Что это? — спросил он у Кольки.
Колька смутился:
— Да так… Задумался вот над схемой. Даже и не заметил, что рисовал. — И Колька подвинул Нарову схему, а листочек с рисунком, будто невзначай, сунул в стопку бумаг.
— Нет, подожди, ты не прячь. Я ведь не зря тебя спрашиваю. Дай-ка сюда.
«Да, — размышлял Наров, рассматривая фигуру. — Она. Она самая. Ошибка тут исключается. Помню окаянную лучше, чем собственную ладонь».
— Вот что, друг, скажи откровенно: много раз ее видел?
— Много.
Колька смотрел на Нарова оторопело, соображая, откуда тот мог об этом узнать.
— Ну, сколько? — допытывался Наров.
— Раз десять, наверно. А что?
— Когда в последний раз?
— В прошлую пятницу.
— Поздно вечером?
— Часов в одиннадцать.
— Ну вот. Все совпадает.
— Что совпадает?
— А то, что я тоже видел ее раз десять, а в последний раз, как, и ты, неделю назад.
— Правда? — Колькины брови полезли вверх. — Так как же это? Значит, внушение?
— Выходит, внушение.
— Кто же это упражняется?
— А я почем знаю. Наверно, какой-нибудь телепат.
— Странно, — сказал задумчиво Колька. — А я, знаешь, в телепатию не верю.
Помолчали. Потом Рябов спросил:
— Что будем делать? Может, рассказать шефу?
— Подождем. Дело-то ведь необычное. Надо накапливать факты. А то над нами смеяться, пожалуй, начнут.
Легко сказать: накапливать факты. А как? В течение месяца фигура появилась трижды: два раза вечером, раз днем.
— Видел? — спрашивал Наров у Рябова.
— Видел, — отвечал Колька, и в голосе его звучали одновременно тревога и радость. — А ты?
Наконец Наров придумал, как привлечь новых участников к этой своеобразной игре. Они изобразили фигуру и положили рисунок в лаборатории на видном месте. Несколько дней он лежал, не привлекая ничьего внимания. Однажды Наров засиделся в лаборатории после работы, чтобы закончить к сроку отчет. В комнату заглянул полотер:
— Скоро кончите? А то натирать пол надо!
— Давайте, не помешаете, — ответил Наров, досадуя втайне, что ему придется вникать в суть сложных функций под надоедливое жужжание полотерной машины.
Полотер приступил к работе и тут заметил рисунок.
— Вон оно что! — сказал он, выключая машину.
Наров насторожился:
— Знакомо?
— Еще бы. А я-то думаю: чего он ко мне привязался? А это, оказывается, вы.
— Что, мы?
— Как что? Опыты проводите.
— Нет, мы опытов не проводим.
Полотер взглянул на Нарова недоверчиво.
— А откуда же тогда у вас этот узорчик? Может, скажете, из моей головы?
— Вы когда в последний раз его видели? В понедельник? — вместо ответа спросил Наров.
— Кажется, да. Рано утром…
— Ну вот и мы тоже в понедельник видели тот же узор. А вот откуда он взялся — это еще предстоит разгадать.
Через десять минут Наров позвонил Рябову:
— Слушай, Коля, еще один объявился. Петр Васильевич, знаешь? Ну, наш полотер!
— Значит, теперь можно докладывать шефу?
— Да, пожалуй.
Днем обычная суета, а по ночам мысли, сомнения. Тайна, манящая, зовущая. Но и пугающая своей глубиной. Вот он, берег, а вот пучина. Только шаг, и берега нет. Уходишь все дальше, дальше от привычных мыслей и дел.
Может, лучше отойти от берега, туда, подальше, на твердую землю? Там все просто, все ясно. Годы идут и приносят успехи. Сядешь, как шеф, в своем кабинете. Каждому видно: есть положение, научный авторитет.
Ну, а тайна? Что ж, это бывает… Шеф допускает возможность тайны. Он так и сказал:
— Факты телепатической связи, очевидно, и в самом деле имеют место. Но их ведь пока не объяснишь! Вы лучше скажите, как с вашим докладом. Я вот подумал: что, если затронуть вопросы синтеза сложных сетей?
Шеф стал рассуждать неторопливо и обстоятельно, а Наров сидел с неотвязной мыслью: «Как можно сейчас об этом? После всего, что мы рассказали. Ведь не с кем-то случилось, а с нами. Соприкоснулись с тайной. Махнуть на нее рукой?»
Ночь. За окном весенние звезды. Светят, подмигивают, зовут. Когда-то тоже прятались от тайны, очертив дозволенный круг. Три кита, и земля — тарелка, и купол с блестками звезд. А что за куполом? Там владения бога. Человеку туда соваться не след. Но разум тюрьмы не терпит. Один беспокойный ум. За ним второй, третий… И вот уже нет над землей купола. Разбит вдребезги, словно тонкий стакан. А там за куполом бесконечность.
