На суше и на море 1977
Авторы: Рудольф Константинович Баландин / Валерий Иванович Гуляев
Жанры: Научная фантастика, Путешествия и география
Циклы: На суше и на море №17, Антология приключений №1977
Формат: Полный
Всего в книге 206 страниц. Год издания книги - 1977.
Семнадцатый выпуск художественно-географической книги «На суше и на море» открывается очерком писателя Вяч. Пальмана «Синеокая Ока», повествующим о природе и людях Мещерской земли, одном из интереснейших районов Нечерноземья. В сборник включены повести, рассказы, очерки о настоящем и прошлом, о природе и людях нашей Родины и зарубежных стран, о путешествиях и исследованиях советских и иностранных ученых; материалы по охране окружающей среды, зарисовки из жизни животного и растительного мира, фантастические рассказы советских авторов. В разделе «Факты. Догадки. Случаи…» помещены научно-популярные статьи и краткие сообщения по различным отраслям наук о Земле.
Файл сделан из файла DOC, за точность полного соответствия оформления не ручаюсь.Оцифровщик.Читать онлайн На суше и на море 1977
РЕДАКЦИИ ГЕОГРАФИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
Редакционная коллегия:
В. И. БАРДИН
Н. Я. БОЛОТНИКОВ
Б. С. ЕВГЕНЬЕВ
A. П. КАЗАНЦЕВ
B. П. КОВАЛЕВСКИЙ
C. И. ЛАРИН (составитель)
B. Л. ЛЕБЕДЕВ
Н. Н. ПРОНИН
(ответственный секретарь)
Ю. Б. СИМЧЕНКО
C. М. УСПЕНСКИЙ
Оформление художников:
Е. В. РАТМИРОВОЙ,
Д. Д. СОКОЛОВСКОГО
© Издательство «Мысль». 1977
ПУТЕШЕСТВИЯ
ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Вячеслав Пальман
СИНЕОКАЯ ОКА
Очерки Нечерноземья
Фото В. Гаврилова и Ю. Черникова
Ока, тихоструйная, светлая, еще в пределах Орловщины, недалеко от истока, не угловатым подростком выглядит, а красной девицей, вполне осознавшей свою привлекательность и обаяние юности. Здоровым румянцем розовеет ее лик под утренним солнцем. Ласковой волной гладит она отмели и пляжи. Теплом и ароматом дышит окская вода в летние месяцы. И течет она как-то очень плавно, с грациозными округлыми поворотами, не торопится по камушкам, не шумит, когда спускается со склонов Среднерусской возвышенности, словом, течет так, будто дает зеленым берегам время полюбоваться собой да и самой успеть насмотреться на лесные красоты и луговое раздолье обширной поймы.
Возле Калуги, разглядев в сизой дымке на севере холмистую преграду, Ока все с той же ленивой грацией неспешно поворачивает на восток и, набирая силу из многочисленных притоков, с величавой степенностью проходит по широкой долине, где все лето шелестят луговые высокие травы и не перестают играть на солнце бесчисленные веселые цветы.
В ином месте у Оки, как и у всякой реки, текущей с юга на север, левый берег круче и отвеснее правого, пойменного. За поворотом, после которого река идет почти строго вдоль земной параллели, оба берега одинаково холмисты, с равной почтительностью они отступают от воды и, укрывшись сосняком, любуются ею уже издалека. Потом, при подходе к Рязани, река, словно бы вспомнив о недалекой отсюда степной теплыни, сворачивает на юг, и тогда правый берег ее подымается над Мещерским левым, над всем озерным и лесным краем. В одном из таких крутобережий, на самом взгорье, можно увидеть белую церковь и село, протянувшееся вдоль берега. Это Константиново, родина Есенина.
Лишь миновав Рязань, а потом и Старую Рязань, Ока делается странно беспокойной, меняется на глазах. На первый взгляд ничто ей не мешает и дальше двигаться привычной поступью, благо вокруг все та же равнина, та же беспредельность. Но она уже беспокоится, как-то странно играет. С удивительной живостью поворачивает вправо, влево, течет на север, на восток, юг, опять на север, образует столько замысловатых петель, что, скажем, на расстоянии семидесяти километров, от Шилова до Касимова, укладывается не менее ста двадцати километров извилистого русла.
Не успокоившись на этом, Ока вдруг опять своевольно меняет северное направление на южное и юго-восточное, встречается с мелководной, но широкой Мокшей и только тогда, сделав самую крутую и замысловатую касимовскую петлю, уже более спокойно шествует на север и северо-восток к матери своей — Волге.
Похоже, что все эти петли и зигзаги Ока вынуждена делать из-за песков, белых и сыпучих песков Мещеры, коварно подстерегающих Оку на всем среднем ее течении.
Сейчас-то белые пески не сразу и разглядишь: милосердная природа, как известно не терпящая пустоты, надежно укрыла равнину великолепными лесами, укутала травами и кустами, на века закрепив непоседливый песок корнями пышной растительности и коричневой подстилкой с седыми мхами. Но в далекой истории все здесь было по-иному. После великих оледенений, когда истаяли наконец последние льды и высохла земля, метался вольный песок по ветру. Он перекрывал реке путь-дорогу то в одном, то в другом месте, и выбиралась молодая Ока из вязкого песчаного плена как умела, бегала из стороны в сторону, образуя бесчисленные петли с болотами и старицами, оставляя по сторонам слегка подмытые холмы, которые много времени спустя успокоились под вековым лесом.
И такие получились после борения воды и песка места вдоль Оки, такие живописные ландшафты, что глаз не оторвать!
К нашему счастью, и теперь еще стоят вокруг города Касимова леса, километров на двести к западу, почти до самой Москвы, еще шире и дальше к востоку, к Горькому, на север к Владимиру, на юг вдоль Мокши и Цны до Шацка и далее, хвостами вросшие в черноземную степь. А сам город Касимов, центр лесной мещерской стороны, с обличьем старорусским, с белыми храмами на высоком окском берегу и с мечетью поодаль, с садами, выходящими прямо в лес, с холмами, где дома стоят, как на лестнице, с обширной поймой правобережья, где глаз хватает километров на сорок по луговому разливу в темных перелесках, — сам Касимов удивительно красив, неповторим, сказочно-поэтичен, от него веет былиной.
У въезда в город по Рязанскому шоссе сооружена каменная стела, на которой можно прочесть слова: «Основан в 1152 году». Правда, тогда город-крепость назывался, как свидетельствует летопись, Городец-Мещерский, но в середине XV века получил нынешнее название по имени царевича Касима, союзника московского царя.
И всюду вокруг города леса… То молодые, щетинистые, буйно-густые, то подростковые, слитно шумящие на ветру, с клейкими от избытка соков стволами и робким еще подлеском, то, наконец, спелые, с устоявшимся запахом прели и грибов под темными кронами, таинственным сумраком на спуске в туманное болото или в темно-зеленую, папоротником заросшую низину, с храмовой красотой бронзовых сосновых стволов на песчаном взгорье, с вечной тишиной под кронами.
