Пролог. День рабочий на исходе, раздается зов гудка
— Расставляем ручки, трясем юбчонками! — перегородив проходную немалыми своими телесами, здоровенная бабища обыскивала фабричную девчонку: быстро, но аккуратно ощупала выцветшую кофту, сунула пальцы за пояс и резко встряхнула юбку. И тут же утратив всякий интерес, мотнула головой на выход. — Следующая давай! Подходи — не задерживайся! Чем быстрее я увижу, что вы ни отрезов, ни лоскутов с панской фабрики не тянете, тем быстрее спать пойдете.
— Жадюги ваши паны — лоскутков жалеют. Убудет от них, чи шо? — расставляя руки, чтоб контролерше удобнее было обхлопывать бока, буркнула следующая фабричная — совсем молоденькая девчонка лет шестнадцати. Голос ее звучал равнодушно, а на плоском веснушчатом лице была написана усталая скука.
— Не нравится — вертайся в свою деревню коровам хвосты крутить. — также равнодушно откликнулась контролерша. — Следующая!
— Подтяните мне панталоны, Оксана Мартыновна, будьте так ласковы! Раз уж все едино там лазаете. — с томной манерностью протянула черноглазая бойкая дивчина. Очередь захохотала, а дивчина немедленно получила по заду шлепка, выбившего пыль из ветхой юбчонки. — С вашими нежными ручками только в панские камеристки.
Очередь захохотала снова, а бабища добродушно буркнула:
— Иди отсюда, балаболка! Глаза б мои тебя не видели.
Девица изобразила шутовской реверанс, схватила за руку поджидающую ее веснушчатую подружку, и со всех ног кинулась через проходную ткацкой фабрики на улицу. Они выскочили на заставленный ящиками и тюками фабричный двор.
— Бубух! — рядом с грохотом обрушилась огромная металлическая нога. Фонарь над проходной качнулся, девушки с визгом метнулись в сторону.
— Скра-а-ап! — стальные клешни проплыли мимо, подхватили сразу пару ящиков, и — бубух! бубух! — железная фигура, во мраке смахивающая на гигантского безголового человека, зашагала прочь.
— У-у, идолище поганое! — черноглазая погрозила стальному человеку тощим кулачком.
Сидящий меж плеч грузового паро-бота парень обернулся — в свете фонаря видна была белозубая усмешка под узкой ниткой усов — и помахал девицам.
Черноглазая погрозила кулаком второй раз — и потащила подружку вон со двора.
Им навстречу тянулась мрачная вереница одетых в затрапез уборщиц: ночная смена на ткацкой фабрике заканчивалась затемно, дневная начиналась засветло и оставалось совсем немного времени прибрать пыль и грязь, способные испортить дорогое шерстяное сукно.
— Поломойки! — хмыкнула черноглазая и обе девчонки прошествовали мимо, явно важничая и задирая носы — они-то фабричные!
Свернули в темный проулок… свет от фабрики исчез, словно угол обшарпанного домишки отрезал его. Даже грохот укладывающего ящики паро-бота стал приглушенным. Важное выражение мгновенно стекло с лица черноглазой, и она заскакала вокруг веснушчатой подружки, выделывая носками латаных ботинок лихую «ковырялочку»:
— Получилось! Ты такая: «Убудет от них…» А я: «Панталоны подтяните…» А она: «Глаза б мои тебя не видели…» — она захохотала. — Так ведь и не увидели, ничегошеньки! Получилось! — от полноты чувств она схватила подружку за руки…
— Шо ж таке у тебя получилось, краля моя? — спросил ленивый мужской голос.
Черноглазая замерла, крепко сжимая ладони подруги и не оборачиваясь.
— Франт, что ли? — все также не оглядываясь, краем рта спросила она.
Веснушчатая девчонка поглядела поверх ее плеча. Под едва тлеющим уличным фонарем, привалившись к фонарному столбу, стоял и впрямь настоящий франт. Конечно, ежели присмотреться, заметно было: сюртук на нем из тех, что воры-халамидники тащат с бельевых веревок на задних дворах дешевых, не огороженных кольцом охранных рун, доходных домов. А потом несут на окраину «Фабрики» к тихому портному Якову Исааковичу, чтоб тот перелицевал обшлага да заменил приметный галун и пуговицы. Но сейчас, в неверном свете фонаря, Франт был чудо как хорош: в похожем на ведерко для угля цилиндре, ярко-желтых штиблетах, и перчатках — хоть и грязных, да лайковых. И даже трость у него имелась — ею он элегантно покачивал, глядя в затылок черноглазке. Веснушчатая тяжко вздохнула и кивнула.
- Тикаем! — одними губами шепнула черноглазая… и стремительно сорвавшись с места, ринулась мимо фонаря в темноту переулков. — Бежи, Леська, бежи!
Подхватив подол, веснушчатая Леська рванула за ней — только каблуки стоптанных ботинок замолотили по брусчатке.
— Стой! Стой, кому сказал, дуры! — заорал вслед Франт, но улепетывающие девушки даже не оглянулись, они бежали… бежали…
— Бах! — широко раскинув руки, наперерез из тьмы метнулась громадная тень. Бегущая впереди Леська с разгона врезалась в чью-то твердую, как доска, грудь. Плечи сжали как в тисках, развернули, точно куклу, намертво прижав к пропахшей махоркой рубахе. Леська еще успела увидеть, как подружка несется прямо на нее — блестели во мраке широко распахнутые испуганные глаза. Потом за спиной у нее выросла другая тень — длинная, тощая, в высоченном цилиндре. Франт присел в выпаде и кончик трости ткнулся бегущей черноглазке меж ног.
— А-а! — она взмахнула руками и теряя платок, кубарем покатилась по грязной щербатой мостовой.
![Спасти кошку [Путеводитель для сценариста. Все сюжеты мирового кино]](/storage/book-covers/11/11c721bdf3271a5b646a883b8e88d68e9805da18.jpg)
