Самолет приземлился в аэропорту Майами Интернэшнл в три сорок утра, во время короткого перерыва между двумя грозовыми ливнями. Ингрем, слегка прихрамывающий, крупный человек с широким лицом и задумчивыми серыми глазами, вышел вслед за остальными пассажирами из самолета и вдохнул теплый влажный воздух, оставленный пронесшейся бурей. Как и всегда, когда случалось подолгу сидеть, нога у него слегка занемела и при каждом шаге приходилось преодолевать болезненное сопротивление туго натянутых сухожилий. Пройдя иммиграционный и таможенный контроль, Ингрем, отрицательно мотнув головой, отверг услуги носильщика и сам донес потрепанный чемодан до нижнего пандуса. Он доехал на такси до третьеразрядной, запущенного вида гостиницы в центре города под названием “Жемчужина”, где останавливался пятнадцать дней назад и с тех пор использовал как свою основную базу. Почты для него не было. Что ж, времени прошло слишком мало.
– Если пожелаете, сэр, можете взять ту же комнату, – предложил служащий за стойкой.
– Хорошо, – равнодушно согласился прибывший.
Любоваться из этой комнаты можно было лишь унылым двором-колодцем, но она была дешевле тех, где окна выходили на улицу. Ингрем заполнил регистрационный бланк и поднялся на содрогающемся от усилий лифте на третий этаж. Лифтер, скучающий девятнадцатилетний юнец, подхватил его чемодан и направился к комнате вдоль устланного изношенным ковром коридора со скрипучими половицами.
Плохо освещенная комната с высоким потолком отличалась сравнительной чистотой и той стандартной унылостью дешевых гостиничных номеров, которая делает их одинаково пригодными для сна, любовного свидания или самоубийства. Налево, сразу у входа, виднелась дверь, ведущая в старомодную ванную. Из мебели здесь были широкая кровать с изогнутой спинкой и комод, весь в черных пятнах от окурков и белесых разводах от стаканов для коктейлей, а у окна, выходящего во двор-колодец, стоял письменный стол с телефоном, радиоприемником, работающим, если в него бросить монету, и маленькой лампой, дающей чрезвычайно слабый свет, очевидно, из соображений экономии. Снова пошел дождь, сквозь щели жалюзи было видно, как за окном падают капли. Готовая декорация для фильма, подумал приезжий, не хватает только записки на столе и пары крыс.
Лифтер поставил чемодан на подставку для багажа в ногах кровати и включил кондиционер, встроенный в нижнюю половину окна. Ингрем положил ему в раскрытую ладонь четвертак; какую-то долю секунды парень с оскорбленным видом подержал их на ладони, затем его пальцы сомкнулись, и он посмотрел на постояльца с нескрываемым пренебрежением человека, которому недодали законно заработанное, но, встретив невозмутимый взгляд серых глаз, смутился и, поблагодарив, заторопился уйти.
Ингрем пустил в ванну горячую воду и начал раздеваться, повесив костюм в шкаф с автоматической аккуратностью одинокого человека, привыкшего сам о себе заботиться. Простирнув быстросохнущую рубашку, он повесил ее на деревянную одежную вешалку, которую зацепил над ванной за прут для занавески. Опустившись в воду, Ингрем вытянул ноги, сильно надавив руками на левое колено, чтобы заставить его распрямиться, отчего на лице у него выступил пот. Дело обстоит гораздо лучше, чем прежде, подумал он. Месяц назад удалось избавиться от костылей, а прямо перед отъездом из Сан-Хуана – и от трости. Еще через месячишко хромота окончательно пройдет, останутся только шрамы. Выйдя из воды, он обтерся, насколько смог, тонкими полотенцами-недомерками и натянул пару боксерских трусов. Кожа на лице, плечах и части широкой спины сохранила остаток загара, побледневшего за недели, проведенные в больнице. Лоснящиеся безволосые пятна и извилины шрамов на левом бедре и сзади на ноге все еще выглядели уродливо, вряд ли они когда-нибудь покроются загаром. Ингрем небрежно провел расческой по непокорной копне темных седеющих волос и направился в спальню.
Он вскрыл маленькую бутылочку виски “Хейг-и-Хейг”, которую купил в Нассау, и налил себе выпить, затем достал из костюма кожаный портсигар, вынул оттуда тонкую сигару, закурил ее и взглянул на лежащие на комоде часы. Надо бы позвонить Холлистеру и доложить, что сделано. Только он поднял телефонную трубку, как в номер постучали.
Ингрем отставил стакан и открыл дверь. В тускло освещенном коридоре стояли двое. Один шагнул вперед, чтобы помешать двери закрыться, и спросил:
– Джон Ингрем – это вы?
– Да, а в чем, собственно, дело? Второй отогнул лацкан пиджака и показал значок:
– Полиция. Нам надо с вами проговорить.
Ингрем нахмурился:
– О чем это?
– Давайте пройдем в комнату.
– Конечно. – Он отступил назад. Полицейские вошли и закрыли за собой дверь. Один сразу же заглянул в ванную, затем в платяной шкаф и ощупал висящий в нем единственный костюм. Ингрем наклонился над открытым чемоданом на подставке в изножье кровати и протянул руку к его содержимому.
– Не трогать, – приказал второй полицейский.
– Какого черта? Я только хотел надеть брюки.
– Успеется. А пока стой, где стоишь.
Тот, кто проверял ванную и шкаф, подошел и умело перебрал содержимое чемодана.
![Ящер-3 [Hot & sweaty rex]](/storage/book-covers/f3/f336c586979e709147cb72ddb47dd72186f69038.jpg)
