В пять утра зазвенел будильник, но загодя, прежде его петушиного гласа, встала бабка. Она уж из печи выгребла и затопила ее, когда затрещал будильник и поднялся со своей кровати дед Архип.
– Ну, как там, не потеплело? – спросил он.
– Не чутко, – со вздохом ответила бабка.
Дед Архип валенки надел, стеганку и вышел из дома. В первую минуту, с избяного тепла, ему показалось, что на улице теплее вчерашнего.
Еще стояла глухая ночь. Чернели по белому снегу базы да сараи. Студеное небо светило просяным звездным инеем, а посреди – одинокая Жарничка горела льдистым огнем.
Архип пошел на улицу. Перед самыми воротами дорожка была переметена рыхлым снегом. Значит, не во сне, а наяву гудел ночью ветер. И теперь дорогу на станцию тоже перемело, и утреннего автобуса не будет. Зябко поеживаясь, Архип заспешил домой. А в доме печь уже гудела ровным огнем.
– Дюже тепло? – с усмешкой спросила бабка. – Телешом можно?
– Да потеплее… – неуверенно ответил Архип.
– Не бреши… – мягко укорила жена. – Вон на окошке вторые шипки позамерзали, а у тебя все теплеет, под носом. Уж не ездил бы, переждал погоду. Да и праздник завтра. Добрые люди в праздник по домам сидят, не шалаются.
– А тама будут нас ждать? – указуя коротким толстым перстом в потолок, спросил Архип. – Пока мы отпразднуем? Да пока потеплеет? Тама тогда народу налетит… Туча черная… Тришкина свадьба…
Бабка в ответ лишь вздохнула.
– Вот так-то… – закончил Архип. – Надо сбираться, ехать. На автобус я уж не рискую. Вчера не было, а ныне и подавно. Уж развиднеется, тогда тронусь. Пойду дозоревывать.
И Архип снова забрался в постель. Он уже вроде не спал, просто подремывал, временами проваливаясь в зыбкое забытье. И тут же возвращаясь в явь. «А может, и пойдет автобус, – думалось ему. – А я разлеживаюсь. Сейчас уже, гляди, на центральную пошел. Крутанется – и назад. Добрые люди уедут. А может, и не пойдет. Вчера и в тот день не ходил, а нынче и вовсе мело…»
Хутор, где жили дед Архип с бабкой, лежал в тридцати километрах от райцентра. По летнему да сухому времени были те километры недалекими, тем более что дважды в день, утром и вечером, пробегал через хутор маленький шустрый автобус. После легкого дождя автобус ходил лишь по грейдеру, боясь увязнуть в хуторских колдобинах. Но то еще была не беда: до грейдера и пешком можно добраться, четыре версты всего. А вот непогода напрочь обрезала крылья. Осенняя ли, весенняя долгая грязь, зимние глубокие снега да переметы становили автобусы на прикол. И тут уж выбирайся, как говорится, своим средствием. А лучше всего – сиди и не рыпайся.
Деду Архипу сидеть было никак нельзя: топка поджимала. В прошлом году он угля не достал и нынче дожигал остатнее. И совсем было приготовился на дровах зиму бедовать, когда узнал о постановлении. Сначала в конторе услыхал, а потом газеткой раздобылся. В газете все было написано так, как и добрые люди говорили, льгота выходила бывшим фронтовикам, облегчение в жизни. И в конце напрямик было написано: «проявлять постоянное внимание». Эти слова дед Архип теперь уже наизусть помнил.
Почитал старик газетку, с бабкой и другими людьми посоветовался и решил: надо в район ехать и топки себе добиваться, пока закон вышел. Был он хитрым политиком и решил не откладывать, а, как сказано там, прямо с нового года идти, не тянуть. Кто рано встает, тому Бог дает, и кто раньше спохватится – легче будет.
Первые дни января Архип годил, давая людям отпраздновать да после праздника похмелиться. А потом завернул мороз с ветром, дороги в низинах перемело, и вот уже третий день не было автобуса. Два раза ходил Архип на грейдер, но попусту. Ждать было больше нельзя. И сегодня накрепко решил Архип домой с грейдера не ворочаться. Хоть на чем да уехать. Дело было нешуточное: без угля зимовать тяжко.
Потому и не стал Архип рисковать в потемках, к утреннему автобусу спешить. Автобус – дело ненадежное. А с центральной усадьбы машины не раньше десяти пойдут. К тому времени можно и закоченеть.
Время подошло к семи. По радио из области начали последние известия передавать. Архип уши навострил, голос у приемника поубавил, чтобы бабка не слыхала. «По северу области до тридцати…» – наконец обрадовала дикторша. «И-и, глупая, – попенял ей дед Архип, – заталдычила одно…»
– Чего там бубнишь? – спросила бабка. – Сколько объявили?
– Чего сколько? – притворился непонимающим дед Архип.
– Не придуряйся… Про погоду чего сказали?
– А-а, слухать их… – пренебрежительно ответил дед Архип. – Они здеся были, на хуторе? Видели они нашу погоду? Сидят черт-те где, в тепле поустроились – и брешут.
– Померзнешь на сухарь, – вздохнула бабка.
А деду Архипу вдруг иное пришло на ум: вспомнил он про котец. Вспомнил и начал собираться.
– Лежу, как сом на икре… И ты мне не подкажешь. Котец-то непроверенный. Так бы и умелся. А с нашими ребятами… Такие провалы, враз обчичекают. Из такого-то котца.
«Котцами» называли ловушки для рыбы, что ладились в низах, на речке. Во льду их рубили. У деда Архипа котец был большой. Для рыбы и людей привлекательный.
Архип быстро оделся, легкую пешню взял, мешок да черпало и подался к речке. Дорожка от базов, по меже, к саду и речке была протоптана в глубоком снегу канавой. Но теперь, поутру, после ночного ветра, замело ее наискось, а то и напрочь легким снегом.