Я медленно иду по дороге, не отрывая взгляда от прекрасного озера, недвижная гладь которого сверкает под ослепительным солнцем.
Много лет не был я в этих краях, но по-прежнему мой старый друг – озеро – посылает мне навстречу свежий ветер. И по-прежнему в темно-голубой воде, которую стремительно рассекают красноперые птицы, отражается старый храм.
Белые цветы лотоса мирно спят невдалеке от берега. Иногда птицы задевают их крылом, и долго потом покачиваются они на длинных тонких стеблях.
Откуда-то из-за озера доносится песня паломников:
Наш край, наш мир – цветущий сад,
Я опьянен его красою.
Я счастлив, несказанно рад,
Что снова встретился с тобою.
Да, он остался все тем же, мой старый Кашмир. Его сыновья, пройдя через годы лишений и бед, сохранили любовь к труду и жизни, сохранили улыбку на устах.
…Старый, знакомый Кашмир. Я иду по краю дороги, передо мной расстилается необъятный мир, и мне кажется, что дорога уходит в бесконечность.
Она проходит мимо горящих под солнцем чинар, искривленных миндальных деревьев, раскидистых яблонь.
Давно стаял снег, и повсюду виднеются островки зеленой травы – предвестницы смены сезона.
Цветут яблони, и нежный аромат их одуряет и тянет к себе. Под большой яблоней, там, где звенит кристальный родник, красивая пастушка поит из ручья пеструю корову.
– Красавица, – говорю я, – отведи в сторону свою корову, дай напиться путнику, которого мучает жажда.
– Моя корова тоже очень хочет пить, – отвечает она независимо, – отойди, она боится твоей тени.
– Но сначала должен напиться я.
– Сначала напьется корова, – настаивает она и угрожает: – Смотри, я выбью палку из твоих рук.
– О, – говорю я, улыбаясь, – ты, я вижу, бойкая девушка, да и неглупая. Что это ты стала пастушкой?
– Чтобы пастушкой быть, надо тоже иметь голову. Приходится и за стадом смотреть и от некоторых прохожих отделываться.
И она лукаво смотрит на меня. Мы оба смеемся.
– Я уверен, что тебя зовут Бегаман,[1] – говорю я.
– Нет, у меня простое имя – Зейнаб, – улыбается она, – и я вовсе не пастушка, я обучаю детей в здешней школе.
– Чему же ты их обучаешь? Как пасти коров?
– Это корова не моя. Она принадлежит слепому мальчику, родителей которого убили во время резни[2]в Пенджабе. Они ушли из нашей деревни и отправились на заработки в Пенджаб, но не нашли там своего счастья.
– Кто же спас мальчугана? Как он попал сюда?
– После того как мальчик лишился глаз, разъяренная толпа сжалилась над ним и оставила его в живых. Но и теперь он часто просыпается по ночам с криком: «Спасите меня!»
– С тех пор прошло уже много времени…
– Да, но никогда уже этот ребенок не увидит света так же, как я никогда не увижу моего мужа.
– Твоего мужа?!
– Да, он тоже был учителем в нашей школе. Мы очень любили друг друга. Он тайно обучал меня грамоте, потому что мои родители не хотели и слышать о нашей свадьбе. Они мечтали увидеть меня женой сына сборщика налогов и в конце концов почти добились своего. Но, когда был уже назначен день моей свадьбы, в деревню вернулся слепой мальчик. Увидев этого несчастного ребенка, все индусы пришли в ужасную ярость…
Зейнаб продолжала свой рассказ, и перед моими глазами встала страшная картина тех дней.
Я представил себе разъяренную толпу, собравшуюся с криками о мщении на деревенской площади: Мужчины потрясают кулаками, женщины причитают над слепым ребенком и призывают проклятия на головы мусульман.
А немногие мусульмане бегут на огороженный школьный двор в надежде найти защиту хоть там.
В школе в это время идет урок и молодой учитель диктует:
– Пишите, дети: «Вера не должна разделять людей».
Неожиданно в открытые окна школы врывается дикий крик:
– Убить! Всех убить! Затоптать в землю!
Учитель выбегает на порог. Десятки рук мусульман, собравшихся во дворе, тянутся к нему:
– Спаси нас, спаси! Мы никому не сделали зла!
Один из мальчиков подбегает к учителю:
– Дорогой учитель, ведь мы учили, что все люди братья?!
Учитель прижимает руки к груди:
– Люди, послушайте меня! Если вы хотите пролить кровь, пусть это будет моя кровь. Но не губите этих невинных людей. Они никогда не делали вам зла.
Но толпа не может успокоиться.
– Посмотри на этого ребенка, – кричат они. – Они выкололи ему глаза, убили его отца и мать. Мы должны отомстить! Уйди с дороги!
– Я сегодня учил детей, что вера не должна разделять людей. Я не отступлюсь от своих слов.
Но толпа непреклонна в своей ярости. С дикими воплями она кидается к школе…
…Зейнаб продолжает рассказывать медленно и печально:
– Они убили его, и кровь обагрила белые стены Школы. Но, увидев учителя мертвым, люди ужаснулись. Наступило молчание, Оно длилось долго, и постепенно все начали расходиться. Стыд охватил тех, кто еще недавно требовал крови невинных людей… С тех пор в нашей деревне все тихо, все живут в мире…
– Теперь вам, наверно, придется стать женой сына сборщика налогов? – спросил я.
– Что вы, – удивилась Зейнаб, – тот единственный, кто мог стать моим мужем, умер лишь для других. А для меня он жив. Каждое утро я вместо него учу теперь детей в школе. И, как и он, я считаю их своими собственными детьми.
Она замолчала. Замолчал и я, охваченный думами о прошлом и будущем.