Жизнь на краю судьбы
Из бесед с Г. А. Воронской
О Галине Александровне Воронской я впервые узнал из письма магаданской поэтессы Виктории Гольдовской. Тогда я еще не предполагал, что в лагерной, каторжной Колыме, на земле, перечеркнутой-перегороженной рядами колючей проволки, в среде з/к, з/к — так в лагерных документах обозначалось множественное число слова «заключенный» — все знали обо всех: люди, оказавшиеся у края судьбы, искали и находили близких из числа товарищей по несчастью. И может быть, одно сознание того факта, что хоть и далеко, за десятки, а то и сотни километров, но все-таки живет, страдает так же, как ты, но не сдается твой так и не увиденный брат или такая же несчастная сестра, это сознание помогало и ему, бедному, затурканному зекашке… Но не такому уж бедному, черт побери, если рядом с ним, в каких-то трехстах-пятистах километрах, дышат еще, живут и борются такой-то и такая-то!..
В конце шестидесятых счастливая случайность помогла мне заполучить старые, первые издания книг замечательного литературного критика и интересного прозаика, а в прошлом — профессионального революционера-большевика, употреблявшего в двадцатые годы весь свой недюжинный талант и неистощимую энергию на борьбу с чванливым и беспощадным РАППом, Александра Константиновича Воронского. Один из преподавателей магаданского пединститута, московский книжник, приехавший сюда на работу, привез с собой эти книги — в числе любимейших.
Выпросив их на время, я с восторгом поделился впечатлениями об этих книгах с Викторией Юльевной Гольдовской, которая уже переселилась из Магадана в Калинин. На что Виктория Юльевна мне ответила:
«Теперь о Воронском. Я тебя не поняла. Чего бы ты хотел? Статью о нем написать? Собирать материалы? Кончик нити я, кажется, могу найти. В Магадане долго жила его дочь. Моя приятельница, старая, бывшая, лучше сказать, колымчанка Берта Александровна Невская (Бабина-Невская Б. А., член партии левых эсеров, арестовывалась в 1922 и в 1937 годах, на Колыме провела 17 лет, освободилась в 1954 году. После освобождения занималась литературной работой, одной из первых дала в печати высокую оценку творчеству писателей-северян Ю. Рытхэу, А. Кымытваль, Ю. Анко — А. Б.) знает, по-моему, тех из этой семьи, кто сейчас вживе. Ну а меня с ним, как ни странно, роднит то, что он был первым литературным человеком, от которого я услышала добрые слова о своей поэзии. Было мне лет двенадцать… А в 27-м году, когда дите повзрослело, то второй заход уже не получился: папа (отец В. Ю. Гольдовской был знаком с А. К. Воронским по дореволюционной подпольной работе — А. Б.) говорил, что его, Воронского, как троцкиста, выслали из Москвы. Потом, спустя что-нибудь лет тридцать, я услышала имя Воронского, но речь шла уже о его дочери. Знал ее Валя Португалов. Но была ли она еще в Магадане или уже к тому времени жила в Москве, я не помню…»
В. В. Португалова тогда уже не было в живых. Вскоре, через несколько лет, не стало Б. А. Бабиной, В. Ю. Гольдовской. Ниточка, о которой писала Виктория Юльевна, казалось, навсегда была потеряна. Так казалось из Магадана, в котором немного осталось людей, помнящих те недобрые времена, — и где их теперь искать? Кого спрашивать?
И все-таки ниточка нашлась! Через двадцать лет, осенью 90-го года, я получил письмо от Татьяны Ивановны Исаевой. Она писала:
«…Ваш адрес мне дал А. Александров (Александров А. А., абитуриент сценарного факультета ВГИКа, был арестован в 1946 году, осужден за антисоветскую агитацию и оказался на Колыме. О его судьбе я рассказал в очерке «Я не могу от прошлого отвыкнуть, оно в рубцах моих заживших ран», опубликованном в газете «Территория» 12 марта 1991 года — А. Б.). Он сказал, что вы собираете списки тех, кто был на Колыме.
Мои родители, Иван Степанович Исаев и Галина Александровна Воронская, были на Колыме с 1937 по 1959 г.
Иван Степанович (1907–1990) до ареста учился в Москве, в Литературном институте. Член партии с 1930 г. Арестован в 1936 г. Шел по Особому совещанию, КРА, 5 лет.
Воронская Галина Александровна, 1916 г. р., училась в Москве, в Литературном институте. Арестована в 1937 г. КРТД, 5 лет. Сидела в Эльгене с 1937 по 1943 г. После освобождения родители жили в поселках Ягодное, Усть-Утиная.
Я родилась в поселке Дебин (Левый берег). Теперь, наверное, следует писать: город Дебин. В 1949 г. маму арестовали во второй раз, дали вечную ссылку. В 1953 году мы переехали в Магадан… В 1959 году мы переехали на материк…
Моя мама писала рассказы, но надежды на публикацию не было. Сейчас ситуация изменилась: в ж. «Аврора» (1989 г. № 7) опубликован ее рассказ «В изоляторе» (под псевдонимом «Галина Нурмина»). Сейчас ведутся кое-какие переговоры».
К письму был приложен список людей, запомнившихся Г. А. Воронской по годам колымской неволи, — больше тридцати фамилий. Список, несомненно, очень ценный. Но поистине удивительно было то, что нашлась, восстановилась та ниточка, казалось бы, навсегда уже потерянная!..
Минувшим летом, отправившись в долго откладываемый отпуск «на материк» (признаюсь, что одним из главных побудительных мотивов этой поездки была возможность встречи со старыми колымчанами, живущими в Москве), я первым делом устремился на Иркутскую улицу, на встречу с Галиной Александровной Воронской.
