Какой замечательный шел дождь! Будто кто-то на небесах резко дернул за веревочку, открывая неведомую преграду, и сплошным потоком обрушился на землю благодатный июньский ливень, отчаянный и шумный, ломающий тонкие стебли цветов, распирающий легкие озоном и наполняющий душу радостью дачного летнего бытия. Крупные тяжелые капли, будто заигрывая, норовили залететь на веранду, подбираясь все ближе и ближе, весело разбивались у ног, обдавая их мелкими колючими брызгами.
Запахло горелым. Маша нехотя оторвалась от созерцания разбушевавшейся уже не на шутку водной стихии, вернулась на кухню. Так и есть, котлеты можно выбрасывать... Придется снова размораживать фарш, лепить новые. Благо что время совсем раннее, все еще спят после вчерашних посиделок с шашлыками, водкой, ночным купанием в теплой мелкой речушке да пьяными разговорами обо всем на свете, а в общем ни о чем... Вот всегда так. Теперь проспят до полудня, а она, как обычно, будет мыть вчерашнюю посуду, готовить обед. А все потому, что алкоголя терпеть не может. Не умеет она, как Инна, красиво раскрепощаться, блестеть глазами, громко хохотать над своими же злыми и циничными шутками, направленными чаще всего в ее, Машину, сторону... Вот и приходится со своей ясной непохмельной головой вставать вместе с солнцем, и ждать, когда наконец проснутся Инна с Арсением, хозяева дачи, и ее муж Семен, и кормить их обедом, а там уже и домой собираться пора. Завтра на работу...
Она так вчера и не осмелилась спросить у Арсения, что с ним происходит в последнее время. За весь вечер он не сказал и двух слов, морщась, через силу пил водку, выплескивая остатки в траву, смотрел на Инну тяжелым отстраненным взглядом, двигал желваками, курил одну сигарету за другой. Что у него могло случиться? Дела на его фирме идут нормально, она в курсе всех событий. Недаром же проработала у него юристом больше пятнадцати лет, была правой рукой, доверенным лицом, другом и советчиком, а по совместительству и лучшей подругой его жены, самоуверенной и капризной красавицы Инны Ларионовой... Неужели все-таки влюбила его в себя эта юная стерва Алена, новая секретарша, длинноногая короткоюбочная блондинка? Да нет, это было бы уж слишком пошло, он не такой...
Маша вздрогнула от скрипа рассохшихся ступеней, обернулась. По лестнице тяжело спускался Семен, осторожно глядя под ноги, отвратительно громко скребя ногтями рыжую грудь. Удивительно, как это в человеке все может быть таким рыжим: и волосы, и кожа, сплошь покрытая веснушками, и ресницы, и даже цвет глаз – все было абсолютно рыжим, без единого бледного просвета. Даже трусы на нем были светло-коричневые, некрасиво съехавшие вниз с уже довольно выпуклого рыжего брюшка. Маша передернула плечами, снова принялась шинковать капусту для салата. «Вот, с мысли сбил... О чем же я думала? Ах да, об Алене...»
– Маш, может, домой поедем? Варька там одна...
– Ну и хорошо, что одна! Сидит, к экзамену готовится! Мы ей только мешать будем. Вечером поедем...
– Поедем, Маш... Надоело мне уже тут. И Сенька вчера злой сидел весь вечер... А может, он на нас злится?
– Какой он тебе Сенька? Его вообще так никто не зовет!
– Ну если он меня Семкой называет, то почему он не Сенька? Тоже мне, развели иерархию... Арсений – значит Сенька! И почему ты обед опять готовишь? В конце концов, это мы здесь гости, а не они! Пусть твоя подружка поднимет хоть раз свою задницу да сделает что-нибудь сама!
– Сема, прекрати! Я знаю, что делаю! Не зли меня! Скажи лучше, есть будешь?
– Да я-то что, мне ж за тебя обидно...
Семен вышел на веранду, постоял, раскинув руки в стороны. Сладко и с хрустом потянулся.
– Красота-то какая! Дождь прошел, клев хороший будет... Маш, я на речку! Ты не знаешь, где у Сеньки удочки?
– Иди-иди... В сарае какие-то удочки были, посмотри... И не смей называть его Сенькой, я сказала!
Ну что ж, вот и обед готов. Маша поставила в холодильник заправленный маслом салат, сняла с плиты сковородку с котлетами. Выйдя на веранду, увидела подъехавшую к воротам красную Ленкину «девятку», пошла навстречу по мокрой траве. Вот и накормить есть кого...
С Ленкой Найденовой Маша дружила уже двадцать лет, с тех самых пор, как поселилась с ней в одной комнате общежития юридического института. Господи, какими тогда смешными они были... Она, Маша, классическая провинциалка, по-деревенски неуклюжая, не умеющая ни модно одеться, ни накраситься, с мышиным серым хвостиком стянутых аптекарской резиночкой волос, и Ленка, детдомовский ребенок, вечно голодная, настороженная, готовая к стремительному нападению на любого обидчика, своего ли, Машиного ли – все равно. Потом довольно-таки странным образом в эту дружбу занесло и Инну, самую красивую девочку на их курсе. Инна жила тогда с папой и мамой, в хорошей городской квартире, была единственным и любимым ребенком, никогда ни в чем отказа не знающим. Она и в юридический-то захотела так, от фонаря, начитавшись детективов братьев Вайнеров, и поступила по блату, по папиному звонку, в отличие от Маши и Ленки, которым пришлось в те времена ой как поднапрячься, чтобы набрать проходной балл... Это сейчас юридического факультета не организовывает только ленивый декан любого вуза, а тогда, в их время, он давался либо упорным, либо родившимся, как Инна, с серебряной ложкой во рту.
