Жил мой прадед крепко — имел большую и дружную семью, двух взрослых сыновей, мельницу и достаточно земли. Работать в этой семье любили и умели, поэтому жили зажиточно, но без шляхтицкого гонора, коим был весьма богат этот край в те времена.
Было у деда с сыновьями одно увлечение и, можно сказать, талант — они были известными в округе музыкантами. Их часто приглашали играть на свадьбах и других народных гуляниях. Вот с этим-то и связана одна необычная история.
Как-то холодным зимним вечером, большая семья, помолившись, собралась за столом ужинать. Дед, тогда еще крепкий пятидесятилетний мужчина, по словам потомков, человек очень большой физической силы и крутого, бесстрашного нрава, первый сел за стол и взял ложку. Только после этого остальные члены семьи могли тоже сесть и приступить к еде. Все было очень строго и патриархально. Не успели взрослые мужчины выпить по рюмке вишневой наливки, как вдруг в окно постучали. Постучали громко и властно.
— Кого это, неладная, несет в такую погоду? — недовольно сказал дед, — Даже собаки попрятались и не лают, видно, их будки снегом замело. Григорий! А ну, глянь-ка, кто там пришел.
Григорий, старший сын, послушно встал из-за стола. И тут Юзефа — жена его, вдруг громко заплакала: — Не ходи туда, Гриша — не к добру это!
— А ну, цыц, баба! — прикрикнул дед на невестку, — Раскудахталась! Та замолчала, продолжая всхлипывать в рукав.
Григорий на мгновение замешкался, хотя был он известным в фальворке кулачный бойцом и не боялся никого и ничего. Младший сын мельника, Юлиан, тоже попытался было встать за старшим братом.
— Куда? Сидеть! Сам Гришка разберется — буркнул дед.
Семья продолжила ужин.
Григорий подошел к дверям в сенях. Какой-то непонятный страх и робость овладели им, человеком, который голыми руками отбился от банды разбойных людей, остановивших раз его повозку на лесной дороге.
— Кто там?
— Открывай! Хозяина подавай сюда! — прозвучал зычный, с хрипотцой мужской голос, и в подтверждение своего нетерпения пришелец ударил кулаком в дверь. От удара даже стекло в окне задребезжало.
— Чего надо? — спросил Григорий через дверь.
— Отца подавай, Григорий, да побыстрее! — еще раз грохнул пудовым кулаком незнакомец в дверь.
Григорий вернулся в светелку, где ужинала семья.
— Батя! Там к тебе пришли. Требуют.
Юзя, невестка, а за ней и вторая невестка, тихонько заскулили от страха Бабка, женщина суровая, под стать своему мужу, грохнула по столу оловянной ложкой:
— А ну, замолчали, курицы!
Дед спокойно выпил налитую рюмку наливки и сказал, вытирая усы:
— Скажи, что хозяин занят, пусть подождет, пока я поужинаю.
Григорий так и передал незнакомцу, не открывая при этом двери.
— Ну что ж, как освободится хозяин, кликнешь меня, потолковать надо — и за дверью раздался хруст снега под сапогами незнакомца.
Ужин закончили в полной тишине. Помолились благодарственно. Бабка с невестками убрали со стола. Внуков отправили спать, а за ними ушли и невестки.
Дед остался сидеть за столом, неспешно подкручивая усы, довольно кряхтя после сытного ужина. Бабка осталась в светелке и встала за спиной мужа. Юлиан, достал из-за голенища сапога нож и стал точить его на бруске, медленно и основательно, время от времени посматривая на двери.
— Ну, давай, Григорий, гостя незваного. Послушаем, что скажет, — сказал дед, выпив неспешно еще рюмочку наливки.
Григорий вышел, набросив на плечи кожух.
Юлиан недоуменно взглянул на отца, но тот, молча, налил себе следующую рюмку и, крякнув, выпил. Это было совершенно необычно — никогда дед за едой не выпивал больше двух рюмок. А сыновьям и женщинам, вообще, больше одной рюмки, не полагалось.
Тут открылись двери в светелку. Без стука. Так мог себе позволить зайти к мельнику только родственник или большой пан. На пороге вырос незнакомец: мужчина лет сорока, в черном кожухе до пола, черных сапогах, в черной дорогой свите. Шапку свою, тоже черную, незнакомец не снял, поздороваться, как положено, не поздоровался:
— Ну что, мельник, собирайся, работа есть на вечер.
— Какая такая работа? — не вставая из-за стола, неспешно ответил дед.
— Играть нужно сегодня у пана на свадьбе — сказал незнакомец и черные глаза его как-то странно блеснули. Кот хозяйский, который сидел на лавке возле окна, сытно облизывая лапу и морду, вдруг с шипением скрылся под печкой. Бабка стала поближе к деду, и положила руки на высокую спинку стула. Юлиан, глядя на незнакомца и на его черные длинные усы, продолжал точить нож.
