Если пройти по главной улице сучавского[1] Кымпулунга от вокзала к новому кинематографу, то справа будет холм Рунк, а слева, по другую сторону Молдовы, останется холм Дея. Несколько лет назад на Рунке еще паслись овцы и коровы. Теперь на его склонах выстроились в ряд дома почти до самой вершины.
Идя по узким и крутым тропинкам, оставив позади сады с желтыми, лиловыми и вишневыми георгинами и поднявшись затем по дорожке, вытоптанной среди сочной травы, выходишь к бревенчатому, окрашенному черной краской домику с зелеными ставнями и красной черепичной крышей, где живет учитель Фиру.
Дом был на отшибе, да и трудный подъем удерживал посетителей; даже почтальон имел обыкновение оставлять письма в канцелярии школы, что стояла у подножия холма.
Итак, гости редко посещали учителя. Поэтому стук в ворота, да еще в одиннадцать часов ночи, озадачил хозяина. Он еще не ложился — читая, задремал в кресле — и поспешил к воротам, как был, в халате и домашних туфлях, хотя поздняя осень уже покрыла листья ржавчиной и осыпала серебром.
— Кто там?
— Я хотел бы поговорить с господином Фиру!
— Я Фиру! Что вам угодно?
— Я от газеты «Рарэул», — ответил самоуверенный юношеский голос. — Вы должны уделить мне несколько минут.
— Должен? В такой час? Уже почти полночь.
Репортер толкнул дверь, не спрашивая на то разрешения. При свете электрической лампочки Фиру его оглядел. Это был парень лет двадцати с небольшим, невысокий, в очках, с давно не стриженными волосами и бакенбардами чуть ли не до самого подбородка. Он бодро представился:
— Меня зовут Стэнкуцэ.
Учитель явно не замечал протянутой руки.
— Господин Фиру, я хотел бы узнать от вас, насколько можно верить слухам, которые ходят по городу?
— Ах, слухи?! Но почему вы пришли именно ко мне и в такое позднее время?
— Потому, что вы — человек, пользующийся авторитетом в городе, и потому, что заявление, сделанное вами, заслуживает всяческого доверия. А поздно я пришел потому, что был занят, но если я успею в редакцию до двенадцати или до половины первого, материал еще попадет в субботний номер.
— Мне неизвестно, о каких слухах идет речь! — с раздражением проговорил учитель. — Сделайте одолжение, оставьте меня в покое. Я хочу спать.
— Господин Фиру! Здешние жители, ваши соседи, утверждают, что вы наблюдаете за всей этой историей с самого начала и что вы составили себе определенное суждение о ней. Господин Фиру, вы не имеете права скрывать такие события от общественного мнения.
Разговор в саду разбудил Лизу, которая сонно спросила из спальни:
— Джордже, приехал Албу? А я-то его ждала только завтра…
— Не беспокойся! Это кто-то другой… и он собирается уходить.
— Господин Фиру, я…
— Немедленно уходите! Если я смогу что-нибудь сообщить прессе, то обращусь к главному редактору.
Но репортер не сдался так легко. Он начал было приводить новые доводы, как вдруг внизу, на тропинке, раздались чьи-то нестройные голоса. Стэнкуцэ и Фиру с любопытством обернулись. В этот вечер учителя ждал еще один сюрприз. Он узнал своего старого друга, доктора Албу, психолога, который, с трудом переводя дыхание, поднимался по тропинке. За ним шел его сын Тител.
— Чтобы… добраться до тебя… нужно быть… по меньшей мере… альпинистом, — гулко раскатывался над долиной бас ученого. — А тут еще эта мерзкая темень, немудрено и в яму угодить в буквальном, а не в переносном смысле.
— Добро пожаловать, Албуле, — смеясь, приветствовал его Фиру. — Если бы на тебя снизошло вдохновение и ты бы приехал в день, указанный в твоей же собственной телеграмме, я встретил бы вас на вокзале.
— Папа не помнил точно, что написал в телеграмме, — пояснил Тител. — Поэтому он сказал, что лучше приехать раньше, чем позже.
— Вог именно! А теперь объясни, Фируле, зачем ты заставил меня совершить это путешествие? Твое загадочное письмо, откровенно говоря, пробудило во мне любопытство. Что у тебя здесь происходит?
Бросив на журналиста тревожный взгляд, учитель перебил приятеля:
— Погоди! Поговорим дома. Вы еще здесь, господин Стэнкуцэ!
— Прошу прощения! Не буду больше беспокоить вас. Впрочем, и приезд в Кымпулунг знаменитого психолога Николае Албу может стать сенсационной новостью. Честь имею, господа.
— Кто это? — спросил Албу, утирая платком лоб.
— Репортер! И надо же было ему свалиться мне на голову в самый неподходящий момент! Но пожалуйте в дом! Лиза! Лиза!
Госпожа Фиру проснулась во второй раз и оторопело крикнула:
— Что случилось? Приехал доктор Албу?
— На этот раз приехал!
Послышалось отчаянное «господи помилуй». Лиза верила в предчувствия, и вот одно из них опять сбылось. Она начала торопливо одеваться, размышляя о неблагодарной участи хозяек.
Надев халат и прикрывши бигуди платком, она спустилась в столовую, где застала мужа и обоих гостей уже за столом. Каждый из них держал в одеревеневших пальцах по стаканчику с цуйкой[2].
— Добро пожаловать, доктор! Так вы сыграли со мной шутку? В наказание вам придется удовольствоваться холодной закуской. Тител, ну и вырос же ты1 В каком классе учишься?
— На первом курсе политехнического.
— Да… Если бы не дети, мы и не замечали бы, как сами стареем.