Ни один человек в здравом уме не остался бы с такой, как я. Единственная причина, по которой Джефф еще со мной, — он любит меня.
Когда Нэнси в первый раз пришла ко мне, она весила на тридцать килограмм больше и страдала язвой. На ней были старые, мешковатые джинсы и бесформенная кофта, волосы слиплись, ногти обкусаны до крови, руки дрожали. Когда она выходила замуж за Джеффа, она была модным консультантом одного из крупных лос-анджелесских универмагов. Ее работа включала путешествия по Европе и Дальнему Востоку, где она отбирала дизайнерскую одежду для магазина. Она всегда одевалась по последней моде и встречалась с удивительными мужчинами, о ней написали ряд статей, как о примере женщины, которая достигла успеха раньше, чем ей исполнилось тридцать. Когда я увидела ее, тридцатичетырехлетнюю, она настолько стыдилась себя, что редко выходила из дому.
Самооценка Нэнси начала падать, видимо, когда она вышла замуж за Джеффа. Сначала на мои вопросы о муже она разразилась длинным списком позитивных прилагательных.
Он замечательный. Он очаровательный, остроумный и динамичный. Он всегда устраивает мне маленькие приятные сюрпризы, посылает цветы в память о нашей первой ночи любви. В прошлом году он сделал еще один сюрприз: купил два билета в Италию, чтобы слетать туда на мой день рождения.
Она рассказала мне, что Джефф, очень занятый и успешный адвокат в шоу-бизнесе, всегда находил время, чтобы побыть с ней, и несмотря на то, как она выглядит сейчас, всегда хотел, чтобы она была рядом на деловых ужинах и вечеринках.
Раньше я любила выходить с ним и его клиентами, потому что мы до сих пор держим друг друга за руки, как шерочка с машерочкой. Мне все подруги завидуют. Одна сказала: «Он особенный, Нэнси». И я знаю, что он такой. Но взгляните на меня! Я не понимаю, что произошло. Я все время подавлена. Я должна собраться в кучу, или я потеряю его. Такой, как Джефф, не будет долго терпеть жену вроде меня. Он может иметь кого угодно, даже кинозвезд. Я счастлива, что он так долго все это терпит.
Когда я смотрела на Нэнси и ее внешний вид, я спрашивала у себя: «Что здесь не вяжется?». Здесь есть какое-то фундаментальное противоречие. С чего бы этой женщине, талантливому специалисту, впадать в депрессию, когда ее так любят? Что случилось с ней за четыре года брака, что так изменило ее внешность и самооценку?
Я настояла, чтобы она рассказала мне подробнее о ее отношениях с Джеффом, и постепенно картина прояснялась.
Меня беспокоило только одно в нем — он быстро взрывается.
«Что значит „быстро взрывается“?» — спросила я. Она издала короткий смешок.
У него начинается то, что я называю синдромом Кинг-Конга, он кричит и вообще много шумит. Еще он часто обижает меня, как, например, тогда, когда мы ужинали с друзьями и обсуждали какую-то пьесу. Я тогда попыталась вставить слово, а он оборвал меня: «Может, заткнешься?». А потом он сказал друзьям: «Не обращайте на нее внимание. Она всегда готова сморозить какую-нибудь глупость». Я ощущала такое унижение, что мне хотелось просочиться внутрь обивки. Потом мне кусок не шел в горло.
Нэнси разрыдалась, когда вспомнила еще несколько унизительных сцен, когда Джефф называл ее глупой, эгоистичной или невнимательной. В ярости он часто кричал на нее, хлопал дверями и бросался предметами.
Чем больше я расспрашивала ее, тем яснее становилась картина. Передо мной была женщина, которая отчаянно пыталась найти способ улестить мужа, который был часто то злым и враждебным, то очаровательным.
Нэнси сказала, что она часто долго ходила, как сомнамбула, его жестокие слова продолжали ей жечь слух. Днем она периодически рыдала без всякой причины.
Собственно, это Джефф настоял, чтобы Нэнси бросила работу, когда они поженились. Сейчас она чувствовала, что она не сможет вернуться к своей карьере.
Теперь мне не хватит смелости даже сходить на интервью, не то чтобы делать серьезные закупки. Я не чувствую себя в силах принимать решения, потому что я потеряла уверенность в себе.
Все решения на протяжении их брака принимал Джефф. Он настоял на полном контроле всех аспектов их совместной жизни. Он руководил тратами, отбирал людей для общения и даже решал, что должна делать Нэнси, пока он на работе. Он осмеивал любое ее мнение, если оно отличалось от его собственного, а когда был недоволен, то кричал на нее, даже на людях. Любое отклонение от установленного им курса приводило к отвратительной сцене.
Я сказала Нэнси, что нам предстоит большая работа, но убедила, что пора бы ей ощущать меньший шок. Я объяснила, что мы тщательно изучим ее отношения с Джеффом и что ее уверенность в себе не утрачена окончательно, она где-то в другом месте. Вместе мы вернем ее. Когда Нэнси ушла после первой сессии, она чувствовала себя уверенней и не такой потерянной. Нервничать начала я.
История Нэнси стала для меня шоком. Я знала, что будучи психотерапевтом, моя реакция на пациента — часть важного профессионального инструментария. Я устанавливаю эмоциональную связь с людьми, с которыми работаю, это помогает мне быстрее понимать их переживания. Но здесь было нечто еще. Когда Нэнси вышла из моего кабинета, я ощутила неудобство. Ко мне не впервые приходит женщина с подобной проблемой, и у меня уже были такие же сильные реакции. Я больше не могла отрицать, что меня шокировал тот факт, что ситуация, в которой оказалась Нэнси, слишком похожа на мою.
