На колокольнѣ приходской церкви въ Ватльборо било восемь часовъ, когда семья Мильвэнъ сѣла за утренній завтракъ. Джэсперъ, прежде чѣмъ разбить яйцо, прислушался къ ударамъ колокола, которые явственно доносились осеннимъ вѣтромъ, хотя церковь находилась за двѣ мили, и замѣтилъ веселымъ тономъ:
— Въ эту минуту въ Лондонѣ вѣшаютъ человѣка.
— Намъ вовсе нѣтъ надобности знать это, холодно отозвалась его сестра Модъ.
— И говорить это такимъ тономъ! протестовала его другая сестра, Дора.
— Кого вѣшаютъ? спросила Мистриссъ Мильвэнъ, грустно поглядѣвъ на сына.
— Не знаю, отвѣтилъ онъ. — Мнѣ случайно попалось вчера въ газетахъ извѣстіе, что сегодня утромъ повѣсятъ въ Ньюгэтѣ одного преступника. Пріятно думать, что не меня!
— Ты на все смотришь съ своей эгоистической точки зрѣнія, замѣтила Модъ.
— Развѣ стало-бы легче преступнику, если-бы я сокрушался о его судьбѣ или бранилъ жестокость нашего вѣка, допускающаго казни? Ужь лучше смотрѣть на вещи съ утѣшительной точки зрѣнія. Мнѣ пришло въ голову, что вмѣсто того чтобы ѣсть свѣжее яйцо и пить отличный кофе, я могъ-бы всходить въ эту минуту на эшафотъ между пасторомъ и палачемъ. Понятно, что я высказалъ эту мысль довольнымъ тономъ.
Джэсперъ былъ стройный, худощавый и блѣдный молодой человѣкъ, лѣтъ двадцати-пяти. Волосы у него были почти черные, гладко выбритое лицо имѣло нѣсколько чиновничій типъ. Костюмъ его былъ сшитъ изъ дорогого матеріала, но видимо служилъ ему долго. На немъ былъ стоячій воротникъ съ загнутыми углами и лиловый галстухъ.
Изъ двухъ его сестеръ, двадцатилѣтняя Дора наиболѣе походила на него лицомъ, но ея манера говорить была мягче и заставляла предполагать у нея несхожій съ нимъ характеръ. У другой сестры, Модъ, двумя годами старше Доры, были правильныя, смѣлыя черты лица и красивый, рыжеватый цвѣтъ волосъ. Мать ихъ имѣла видъ женщины болѣзненной. Всѣ три были одѣты просто, но прилично. Комната, выходившая окнами въ маленькій садъ, была меблирована съ комфортомъ, хотя старинною мебелью, и только два-три предмета въ ней напоминали декоративный вкусъ восьмидесятыхъ годовъ.
— Человѣкъ, котораго вѣшаютъ, продолжалъ Джэсперъ безстрастнымъ тономъ: — можетъ по крайней мѣрѣ сказать себѣ въ удовлетвореніе, что онъ довелъ общество до крайности. Роковое значеніе его такъ велико, что законъ вынужденъ прибѣгнуть противъ него къ своему послѣднему средству. Словомъ, это своего рода успѣхъ.
— Успѣхъ! сердито повторила Модъ.
— Не лучше-ли перемѣнить разговоръ? предложила Дора, опасаясь столкновенія между братомъ и сестрой.
Но въ эту минуту явилась диверсія въ видѣ полученной почты. Принесли письмо Мистриссъ Мильвэнъ и письма и газеты ея сыну.
— Это отъ Рирдона, сказалъ молодой человѣкъ, вскрывъ адресованный ему конвертъ. — Дѣла его плохи, а онъ изъ тѣхъ, кто способенъ кончить ядомъ или револьверомъ.
— Это почему?
— Не можетъ выбиться изъ нужды; тревожится за жену.
— Что-же съ нимъ? Онъ боленъ?
— Переутомленіе, должно быть. Я предвидѣлъ это. Рирдонъ не такой человѣкъ, чтобы съумѣть сдѣлать изъ литературы хлѣбное ремесло. При благопріятныхъ обстоятельствахъ, онъ могъ-бы писать по одной очень хорошей книгѣ въ два-три года; но на срочной работѣ онъ далеко не уѣдетъ. Послѣднее его произведеніе не имѣло успѣха и это повергло его въ уныніе. Теперь онъ бьется надъ другимъ, спѣша кончить его къ зимѣ; но при такихъ условіяхъ и на это надежды мало. Худо кончитъ эта семья!
— И какъ онъ радъ этому! пробормотала Модъ, взглянувъ на мать.
— Вовсе не радъ, возразилъ Джэсперъ. — Правда, я завидовалъ ему, потому-что ему удалось убѣдить хорошенькую дѣвушку раздѣлить его судьбу; но мнѣ будетъ очень жаль, если онъ вылетитъ въ трубу. Онъ мой единственный истинный другъ. Мнѣ досадно только видѣть, что онъ такъ полагается на свое счастье; нужно быть скромнѣе. Онъ вообразилъ, что онъ всего достигъ потому только, что одна изъ его книгъ имѣла успѣхъ. Получивъ сто фунтовъ за свой романъ «На нейтральной почвѣ», онъ возмечталъ, что далѣе будетъ получать гонораръ въ геометрической пропорціи. Я предупреждалъ его, что онъ не удержится на одномъ уровнѣ.
— А жена его — требовательная особа? спросила Мистриссъ Мильвэнъ.
— Кажется, да. По крайней мѣрѣ, она не хотѣла жить въ меблированныхъ комнатахъ и желала имѣть свою квартиру. Удивляюсь, какъ онъ не завелъ еще для нея экипажа.
Джэсперъ снова развернулъ письмо друга и задумался надъ нимъ.
— Черезъ десять лѣтъ, сказалъ онъ, — если Рирдонъ будетъ еще живъ, я буду имѣть возможность ссужать ему пятифунтовыя ассигнаціи.
На губахъ Модъ появилась ироническая улыбка. Дора засмѣялась.
— Вы не вѣрите? вскричалъ братъ. — Но поймите-же разницу между нимъ и мною. Рирдонъ — это старый типъ непрактичнаго художника; я — литераторъ восьмидесятыхъ годовъ. Онъ ничѣмъ не хочетъ — вѣрнѣе, не можетъ — поступиться; онъ не можетъ поставлять на рынокъ товара, на который есть спросъ. Вы скажете, можетъ быть, что я ничего не дѣлаю? Но это неправда: я изучаю свое ремесло. Въ настоящее время литература — ремесло. За исключеніемъ геніальныхъ писателей, успѣхъ которыхъ достигается космическою силой, литераторъ, чтобы пользоваться успѣхомъ, долженъ быть въ наше время искуснымъ дѣльцомъ.
