Это очень нелепая книжка.
Как-то после урока в бассейне я зашел в душевую, которую наша группа делила с карапузами. Грудастые мальчишки включили воду и стали кататься по скользкому полу, тюленьчиками. Что-то внутри екнуло, и я не смог устоять: нагнулся, лег и прокатился, бороздя своими важными влажными телесами кафельную плитку. Поднявшись, я увидел, как на меня смотрят одногруппники. Те, кто все переводят в шутку. Те, кто не признает серьезности этого мира, накручивая иронию на постиронию.
— Егор, тебе же почти восемнадцать лет! Что за нелепость… — произнес один из них.
— Знаешь, — сказал я — как-то у очень старого священника спросили: «Святой отец, вы прослужили в церкви больше полувека, выслушали столько исповедей… Поведайте правду о человеке, пожалуйста». Он нахмурился и спустя пару минут прошептал нежно: «Взрослых людей нет».
Я развернулся, взял полотенце и пошел прочь. Оставил их там. Тех, кто не может себе позволить делать то, что хочет. Тех, кто боится разорвать скорлупку собственной души… Голым стать. Настоящим.
Это очень нелепая книжка. Потому что искренняя.
Еще она очень романтичная. Наивная, что ли. Может быть, спустя три жены и сто литров спиртного, я и начну писать другие, циничные. Но это будет «спустя».
Если одним словом, то она очень семнадцатилетняя, эта книжка. Но на что может открыть глаза семнадцатилетний? На взросление. На школу. Это было у всех, но уже в той, иной жизни. Память размякла и больше не помнит. А надо?
Надо, ведь там все ответы. Какая школа, такое и общество. Все мы вышли со скамьи школьной. Поэтому и менять ее надо, если веру в прогресс не потеряли еще. Ее менять, а не царей и президентов.
Европу хотите? Начните со школы. Не совершайте прошлых ошибок Финского залива. Дальше ЗСД эта декорация не продвинулась…
Это правдивая книжка. Так было. Все — реальность. Даже когда так не кажется.
Эта сотня страниц — попытка. Наглая попытка менять школу, строить самоуправление в ней. Разрушать. Созидать. Совершать.
Она растет вместе со мной. Не бросайте ее на полпути. Этот текст — мой демонстрационный спил древесный, с расходящимися кругами юной жизни. Юной мысли. Потерпите хотя бы до «Весны»…
Это мой, живой, семнадцатилетний голос. Мой, живой, пульсирующий опыт, что говорит мне: «бедный мой мальчик». А я отвечаю: «нет, я счастливый».