1. Открытие синагоги «Авраам авину» в Хевроне
Наконец этот день настал — 22 мая 1981 года, торжественный день открытия синагоги.
Народу было немного. И все потому, что день и час знаменательной церемонии не были заранее широко объявлены. Многие просто не знали об этом. Да и сам я узнал случайно и еле успел. Всю неделю пропадал в Иерусалиме, а когда приехал домой, меня ждало персональное приглашение.
Открытие синагоги, надо сказать, прошло торжественно. Все собрались, ожидая, когда начнется шествие со свитками Торы. А я тем временем смотрел на стены, пол, потолки, предаваясь воспоминаниям: шесть лет назад здесь была свалка мусора и навоза, овечий загон. И вот — стоит синагога, почти полностью восстановленная. Такая, какой она была до 50-х годов, пока не разрушили ее арабы. Возможно, строители внесли в ее архитектуру незначительные изменения, — мне трудно сейчас об этом судить. Но в целом, глядя на старые фотографии и рисунки, можно сказать, что она такая же, как прежде: богато и красиво отделана, и что особенно важно — царит в ней особый дух, дух прежней синагоги.
Люди — знакомые и незнакомые — подходят ко мне, горячо пожимают руку, говорят в мой адрес похвальные слова. А я, если честно признаться, чувствую себя неловко, не сразу могу найтись, что ответить на все эти поздравления и благословения. Без ложной скромности: прекрасно понимаю, что роль моя в этом празднике — основная, я первый здесь начал раскопки, и несмотря на все препятствия, довел их до конца. И все равно чувствую себя неловко, хочу, чтобы отметили всех.
Подходит один знакомый, начинает поздравлять меня:
— Здесь не только моя заслуга, — говорю я ему, — это труд многих евреев!
А он отвечает:
— В Красное море тоже вошли все евреи, весь народ, но Нахшон первым кинулся в бурные волны. И все остальные пошли за ним.
Подходит ко мне с поздравлениями Цви Кацовер. Указывая на председателя нашего местного религиозного совета, который все здесь организовал, говорит мне:
— Ну, Бен-Цион, как тебе нравится? Отмечают торжественное открытие синагоги! А ведь когда ты все начинал, они тебе только мешали!
И в самом деле, когда я работал на кладбище сторожем и стал раскапывать синагогу, им это ох как не понравилось! Они решили, что я занимаюсь не своим делом, и прекратили выплачивать мне зарплату сторожа, чтобы я вообще в этих местах больше не появлялся. Ликвидировали ставку, и все… Но я, слава Богу, смотрел на это иначе, как на испытание свыше. Как на проверку моей души и воли: тот ли я человек? И если бы сдался, то это сделал бы кто-то другой, человек более мужественный и достойный. Чуточку позже, чуточку раньше — но обязательно сделал бы. Конечно, если бы члены религиозного совета последовали моему примеру, тоже взяли бы лопаты и ведра, работая вместе со мной, не тратя время на угрозы, не омрачая мне жизнь, открытие синагоги наступило бы раньше, гораздо раньше, и чувствовали бы они себя сегодня не просто организаторами, а людьми сопричастными.
Наконец принесли свиток Торы, все вышли из синагоги на улицу, и началось шествие, — через базарную площадь, прямо по грязи, которой всегда здесь полно, — пляски и песни с Торой перед внесением ее в новую синагогу. С обеих сторон шли два хазана — сефардский и ашкеназский, поочередно беря на плечи Тору, громко и весело пели и плясали. Над Торой, как над настоящей невестой, несли балдахин хупы. Мне тоже давали Тору нести, давали держать один из шестов балдахина, я тоже со всеми пел, плясал и радовался. Меня сменил Замбиш, его — рав Левингер. Так мы вернулись всей процессией в синагогу.
Я удостоился особой чести — открыть «арон га-кодеш». Вызвал меня громко по имени сам председатель религиозного совета. Громко пели хазаны, благословляли присутствующих коэны, торжественно шла молитва. Честь закрытия «арон га-кодеш» была снова предоставлена мне.
Кто-то язвительно мне прошептал:
— Гляди, а ведь мезузу к входной двери дали прибить раву Левингеру!
Э нет, напрасно пытаются нас поссорить друг с другом, — ядовитые эти нашептывания совершенно бесполезны. Меня удостоили в этот день высокой чести, и этого мне достаточно.
Вообще-то мне в жизни очень везет. Я — человек счастливый. В науке никто никогда не утаивал моих идей и трудов, никто меня не обкрадывал, не забывал моего имени, не присваивал моих открытий. Вот и сейчас я не чувствую себя ни в чем ущемленным. Атмосфера в синагоге веселая, мысли у всех — возвышенные. Люди словно парят над грешной землей — праздник открытия синагоги, радость евреев с Торой, — это и есть мой праздник, самая большая награда. У меня было легко и радостно на душе. Я чувствовал себя как человек, завершивший большое дело всей своей жизни, значительный этап земной судьбы. Об этом я думал сейчас.
Потом начались речи и выступления, официальная часть.
«Вот интересно, дадут ли и мне слово?»
Но все у них было расписано, все продумано: должен был выступить оратор от имени израильского правительства — генеральный директор Министерства религий. Не помню точно, что именно он говорил, но последняя фраза запомнилась: «За дружбу между двумя народами в древнем городе праотцев Хевроне — дружбу евреев с арабами…»
