Мобильник дрогнул в мокрых руках, проскользнул сквозь пальцы и мягко погрузился в душистую пену. Тата, забыв про длинные рукава халата, кинулась шарить по дну ванны, но тюрбан из полотенца, завязанный на ее вымытых волосах, развернулся и тоже упал в воду.
– Да что ж это такое! – с отчаянием воскликнула Тата, и в этот момент позвонили в дверь.
Скинув с себя мокрый халат и натянув длинную футболку, она кинулась открывать.
– Здравствуй. – На пороге стоял Гена Рябцев. Он был серьезен и даже мрачен.
– Привет! Гена? – проговорила Тата, собирая в узел свои рыжие волосы. – Что это ты так рано?! Хоть бы позвонил!
– Я звонил. Что у тебя с телефоном?
– Он утонул.
Гена почему-то не удивился.
– Ты проходи, я только из ванной, сейчас переоденусь, – засуетилась Тата.
Гена не двинулся с места. Он только поджал губы, потом переступил с ноги на ногу и произнес:
– Наташа, мне кажется, мы не сможем пожениться.
Есть такая категория женщин – выносливые и спокойные. Что бы им ни предложила Судьба, они это рассмотрят, попробуют на зуб, поморщатся и одолеют. Наташа Белозерова относилась именно к таким. Впрочем, выносливость в глаза не бросалась. Да и спокойствие тоже. У Наташи Белозеровой не было широко распахнутых глаз, наивной улыбки, плавных движений. Она со своими яркими волосами, темными глазами и строгостью худых форм производила впечатление дамы несколько холерической. Но душа ее была спокойной. Это несоответствие сбивало с толку и иногда зло шутило над Татой, как ее звали близкие. Окружающие, впервые столкнувшись с ней, воспринимали ее настороженно и даже опасливо, подозревая в Белозеровой отрицательную энергию. А столкнувшись со спокойным ее нравом, не расслаблялись, а еще больше группировались, уверенные, что Белозерова намеренно усыпляет их бдительность. Как известно, энергичные женщины вызывают обеспокоенность. Только очень близкие люди – мать, подруга Кошкина, жених Гена Рябцев и еще пара знакомых – знали, что же есть на самом деле Наташа Белозерова.
А Наташа, яркая уроженка города Сочи, была натурой благоразумной, работящей и не лишенной здравого авантюризма. И та карьера, которую она сделала к своим тридцати годам, была результатом учебы, трудов и ностальгии по раннему детству.
Детством Наташа считала возраст с четырех лет до шестнадцати (до этого, по ее разумению, было младенчество). Отец умер, когда она заканчивала школу, мама почти сразу же после этого печального события вышла замуж. Тата не одобрила мать, но сказать что-либо не решилась. Только с годами, навещая отчима и мать, удивилась своей прозорливости. Новая жизнь матери была несчастливая, и только нежелание волновать дочь и признаваться в совершенной ошибке удерживали маму от признаний.
Тата в родном городе не задержалась. После школы она уехала в Москву, увозя с собой, кроме двух сшитых у местной портнихи платьев, воспоминания о древесном запахе виноградной лозы, терпкой кожице винограда «Изабелла» и густом аромате молодого вина. В ее сочинском доме вдоль ограды переплетались побеги лозы, а осенью синели спелые грозди. В ее доме отец сам готовил домашнее вино, попутно рассказывая дочери все секреты, которыми овладел. Отец был человеком дотошным и, увлекшись виноделием, собрал большую библиотеку нужной литературы, вырезал из журналов и газет все, что касалось виноградарства. Тата вслед за отцом с интересом изучала эту литературу. Так она очень рано узнала, что, например, в итальянской Апулии, где лоза растет на каменистых почвах и где адриатический воздух теплый и влажный, зреет виноград, гроздья которого очень малы, но зато имеют сильный аромат перца. Или, например, что добавлять в вино лед – дурацкая привычка, которой злоупотребляют многие южане. Но можно чуть подморозить целые ягоды винограда и опустить их в бокал. Много интересного о винограде и вине узнала тогда Тата. Мать же не одобряла этих занятий. Для нее слово «вино», как бы сказали сейчас, имело сугубо отрицательную коннотацию. Но для отца виноделие было искусством, и Тата, взрослея, принимала его сторону.
Со смертью отца атмосфера в доме несколько накалилась.
– Мне надо с тобой поговорить, – как-то сказала мать.
Тата незаметно вздохнула – она знала, о чем пойдет речь.
– Мы с дядей Славой решили пожениться. Мне одной с хозяйством не справиться.
Дядя Слава был соседом.
– Хорошо, мама, – отозвалась Тата, не решаясь что-либо спросить. Но мать тут же произнесла фразу, от которой Тату бросило в дрожь.
– И дом надо продать. Будем жить у Славы, а деньги пойдут на новую веранду, и Славины соседи несколько соток предлагают купить. Это хорошо – чем больше места, тем больше ягоды можно посадить.
«Продать дом» – эти слова показались Тате страшными. Их дом невелик, с белеными стенами, с красной крышей. Эту мягкую черепицу стелил сам отец. «Картинка будет! Моим внукам нужен красивый дом», – приговаривал отец. Тогда Тата любила смотреть, как работает отец. Совершенно неважно было, чем он занимается – ремонтирует крышу, давит виноград или прореживает кусты малины. Один вид его энергичной фигуры придавал жизни надежность и прочность. Тата знала, что их мир в виде семьи, дома, сада и виноградника был в надежных руках. И теперь, когда мать приняла такое решение, возникло ощущение и предательства, и страха за будущее. Тата понимала, что мать уже все решила. Быть может, дядя Слава помог ей принять такое решение, убедил ее в необходимости такого шага. И чудилось в этом что-то неправильное.
![Филофиоли [семь рассказов]](/build/oblozhka.dc6e36b8.jpg)
