Джалил Мамедгулузаде
МОЛЛА ФАЗЛАЛИ
Под минбаром сидел незнакомый приезжий молла. По окон-чании марсия, когда народ стал расходиться, я тоже вместе с другими вышел на улицу. Тут я заметил, что виденный мною в мечети молла следует за мной. Когда я обернулся, он почти-тельно произнес:
- Ахунд Молла-Насреддин1, (Во всех рассказах, где повествование ведется от имени автора, писатель именует себя по взятому псевдониму "Молла Насреддин" ред.) сегодня я ваш гость.
- Гость от аллаха, - ответил я, и мы направились ко мне.
Звали его ахунд Молла-Фазлали. Ему можно было дать лет сорок пять-пятьдесят; он был высокого роста и немного ху-дощав.
По дороге разговорились, и я узнал, что он по профессии марсияхан и недавно приехал из Ирана, чтобы подработать в месяце мухаррам, после чего был намерен вернуться на родину. В разговоре Молла дал мне понять, что рассчитывает с моей помощью устроиться в какой-нибудь мечети. Я обещал сделать все возможное, повторив, что, пока он здесь, я считаю его своим гостем.
Был вечер. Жена приготовила ужин. Поели, выпили чаю, побеседовали. Настроение ахунда приподнялось, он даже спел для меня немного. Пел он неплохо: как-никак всю жизнь был марсияханом и достаточно поработал над голосом.
Ахунду приготовили постель в соседней комнате, и он лег спать.
Ночью - не знаю, в котором часу - слышу: жена ворчит. Кого-то бранит, но кого, за что - не могу понять. Прошло не-которое время. Слышу, она опять бранится, бормоча себе под нос:
- Пепел тебе на голову, Молла!..
В полном недоумении я стал прислушиваться.
И тут до меня донесся припев "джонум-джонум", который мурлыкал ахунд Молла-Фазлали.
Это и мешало жене спать. Но я через несколько минут уже крепко спал.
Проснулись мы рано. Напились чаю, позавтракали и, мирно беседуя, пошли на базар, а оттуда - в мечеть. В тот же день я поговорил с кази, и было решено, что Молла-Фазлали до де-вятого мухаррама будет петь в мечети Пирджаван.
Вечером, когда мы вернулись домой, я сказал жене, что гость наш устроился, что ему более не о чем беспокоиться и, вероятно, он проспит ночь спокойно, не тревожа нас.
Накормив и напоив Моллу, постлали ему постель. Потом погасили лампу в нашей комнате. Чувствую сквозь сон - кто-то толкает меня. Проснулся.
- Жена, в чем дело?
Она сердито показала на окно.
- Посмотри, что делает твой гость.
Была лунная ночь. В окне тихо шевелились ветки тутового дерева.
- Может быть, это ветер, - сказал я. Но воздух был не-подвижен.
Я подошел к окну и высунул голову: наш гость, притянув из окна своей комнаты ветку туты, срывал ягоду за ягодой и от-правлял в рот, тихо напевая "джонум-джонум" и жалуясь са-мому себе:
- Ах, как я несчастлив!.. На чужбине в лунную ночь дол-жен спать один...
Я бесшумно отошел от окна и шепнул жене на ухо:
- Слушай, жена, у каждого свое горе. Ахунд Молла-Фазлали тоже, видно, страдает... Но заклинаю тебя жизнью наших детей - закройся с головой одеялом и не лишай меня сладко-го сна.
Утром я почему-то проснулся раньше обычного. Велел пост-лать ковер под тутовым деревом. Туда же принесли самовар, и мы с гостем стали пить чай. Спелая, сочная белая тутовая ягода упала около моего стакана, и я вспомнил ночную сцену.
- Ахунд Молла-Фазлали! - обратился я к гостю. - Бо-юсь, что я не оказал достаточного гостеприимства такому поч-тенному лицу, как вы; еще вчера днем я имел в виду потрусить туту и подать вам поднос самых спелых ягод, дабы, вкусив их, вы могли сравнить нашу туту с иранской. Прошу простить ме-ня. Когда у вас появится желание, прикажите подать туту, что-бы не пришлось вам беспокоиться и лишать себя сладкого сна,
- Ахунд Молла-Насреддин! - ответил Молла-Фазлали, помешивая ложкой в стакане. - Я тысячу раз благодарен ал-лаху, что на чужбине встретился мне такой человек, как вы, и пока я ваш гость, нет ничего на свете такого, в чем бы я чув-ствовал недостаток. Что же касается туты, то, конечно, это самая вкусная и самая нежная из всех ягод, но я не чувствую никакого влечения ни к туте, ни к какому-либо другому плоду. Тем более что, да благословит аллах ваш дом, если бы мне захотелось туты, я попросил бы ее у вас вчера или сегодня. Нет, не отсут-ствие туты вызвало мою бессонницу, нет... Вам, слава алла-ху, ведомы все тайны и, должно быть, известно также, что каждый человек, заброшенный далеко от домашнего очага, чувствует себя не вполне хорошо. В особенности такой набож-ный человек, как я, который всю жизнь, в чужих ли краях, у себя ли дома, никогда не жил без семьи и никогда не ложился в постель один одинешенек. Но да благословит вас создатель, и да пошлет он вам благоденствие! Надо терпеть; ведь за каж-дой ночью следует день, и каждую зиму сменяет весна, иншаллах! Видно, наступили для меня темные дни. Не избежать того, что суждено! Эх! Лишь бы вы были здоровы. Аллах велик! Да не пожалеет всевышний создатель своих благ для вас!..
Все было ясно.
В этот день я под каким-то предлогом не пошел с ахундом в мечеть и, оставшись дома, сказал жене:
- Вот что, жена! Я знаю, что ты хочешь спать спокойно. Клянусь аллахом, я тоже хочу этого. Мне нет нужды просы-паться среди ночи, чтобы звать возлюбленную и срывать туту. Знаю, что тебе также этого не нужно. Но имей в виду, что, пока мы не устроим нашего гостя, он не даст нам спать.
