День выдался на редкость бестолковый. Придя в контору, Том Кармоди чуточку пофлиртовал с мисс Гиббон, позволил себе возразить самому мистеру Уэйнбеку и добрых минут пятнадцать обсуждал с Блэкуэллом шансы регбистов из команды «Гиганты». В конце же дня он яростно, но совершенно не разбираясь в сути дела, заспорил с мистером Зейдлицем об истощении природных ресурсов страны и беспардонном натиске разрушительных факторов, а именно: совместного обучения, армейской инженерной службы, туристов, огненных муравьев и производителей бумажной массы. Все они, — так он утверждал, — виновны в уничтожении последних милых его сердцу островков нетронутой природы.
— Ну-ну, Том, — сказал язвительно Зейдлиц, — да разве вас на самом деле это волнует? Ведь нет же!
Кого не волнует? Его не волнует?!
А мисс Гиббон, привлекательная, с аккуратненьким подбородочком, вдруг заявила:
— О, мистер Кармоди, я считаю, что вам не следовало такого говорить.
Что он говорил такого и почему не должен был говорить — Кармоди так и не смог припомнить. И грех, неосознанный и не отпущенный, остался на его душе. Его начальник, пухленький и мягкий мистер Уэйнбек, сказал неожиданно:
— Послушайте, Том, а ведь в ваших словах, кажется, что-то есть. Попробую разобраться.
Кармоди, однако, уже сам понимал, что в его словах было мало смысла и разбираться не стоило.
Высокий насмешливый Джордж Блэкуэлл, умевший говорить, не двигая верхней губой, и тот сказал:
— Думаю, что вы правы, Кармоди, честное слово! Если они переведут Восса со свободной защиты на край, мы увидим настоящий пас.
И Кармоди, после дальнейших размышлений, пришел к выводу, что это ничего не изменит.
Кармоди был спокойным человеком, с юмором преимущественно пессимистическим. Рост и самомнение — чуть выше среднего. Убеждения его были шатки, зато и намерения — всегда самые лучшие. Пожалуй, у него была склонность к унынию. Впрочем, оно легко сменялось вспышками возбуждения, то есть он был циклотимиком. Рослые мужчины с хорошим зрением и предками-ирландцами, как правило, циклотимики, особенно после тридцати.
Он прилично играл в бридж, хотя и недооценивал свое мастерство. Считал себя атеистом, но больше по инерции, чем по убеждению. Был рожден под знаком Девы, когда Сатурн находился в Доме Солнца. Преклонялся перед героическим — на это указывали звезды в Доме Талантов. Уж одно это говорило о его незаурядности. Он был отмечен печатью обыкновенного смертного — одновременно предсказуем и неподвластен року. Шаблонное чудо!
Кармоди покинул контору в 5:45 и сел в метро. Там его толкали и мяли другие страдальцы. Умом он сочувствовал им, но боками люто ненавидел. Он вышел на 96-й улице и прошел несколько кварталов пешком до своей квартиры на Вест-Энд-авеню. Швейцар весело приветствовал его, лифтер одарил дружеским кивком. Кармоди отпер дверь, вошел внутрь и лег на кушетку. Жена его была в отпуске, в Майами, поэтому он мог безнаказанно возложить ноги на мраморный столик.
В следующий миг раздался удар грома, и комнату осветило молнией. Раскаты грома продолжались несколько секунд, затем протрубили трубы. Кармоди поспешно убрал ноги с мраморного столика. Трубы смолкли и их сменили бравые звуки волынки. Снова полыхнула молния, и в ее сиянии возник человек.
Человек был среднего роста, коренастый, в золотистом пиджаке и оранжевых брюках. Лицо как лицо, разве что без ушей. Он сделал два шага вперед, остановился, протянул руку в пустоту и выдернул свиток — да так грубо, что изрядно его при этом порвал. Прочистил горло, — звук напоминал сильный удар по мячу, — и сказал:
— Приветствия!
Кармоди ничего не ответил. Он онемел.
— Мы пришли, — изрек незнакомец, — как неожиданный ответчик невыразимой жажды. Ваши. Другие люди? Не так. Буду это?
Пришелец ждал ответа. Кармоди убедился, с помощью только ему одному известных способов, что все это происходит именно с ним и на самом деле. И спросил, как и полагается, когда все происходит на самом деле.
— Бога ради, что это значит?
Пришелец сказал, улыбаясь:
— Это для вас, Кар-Мо-Ди. Из сточной канавы «того, что есть» вам досталась малая, но замечательная порция «того, что может быть» Веселье, нет? Уточняю: ваше имя ведет к остальному. Случайность реабилитирована снова. Розовая Неопределенность радует своими целительными губками, а дряхлое постоянство снова заперто в Пещере Неизбежности. Разве это не причина для? А почему вы нет?
Кармоди встал, совершенно успокоившись. Неведомое перестает страшить, когда становится назойливым.
— Кто вы? — спросил Кармоди.
Чужестранец понял вопрос, и его улыбка погасла.
Он пробормотал, скорее для себя:
— Туманно мыслящие извилины! Опять они неверно отработали меня! Я мог уклониться, вплоть до смертельного исхода даже! Неужели они не могут прицелиться без ошибки? Ничего, я переработаюсь, я переделаюсь, я приспособлюсь…
Он прижал пальцы к голове, даже погрузил их вглубь сантиметров на пять. Пальцы его затрепетали, будто он играл на крошечном пианино. И тотчас пришелец превратился в коротышку, лысого, в мятом костюме, с набитым портфелем, зонтиком, тростью, журналом и газетой.