На последних секундах Великой Шестнадцатиминутной войны Йоханан Синагоголь загрустил не на шутку. И хотя о прекращении огня думать было еще слишком рано — предстояло оккупировать три, а если повезет пятнадцать эмиратов, у большинства из которых не было пока никаких убедительных причин безоговорочно капитулировать — картины мирной жизни властно начали мешать выполнению боевой задачи.
Вместо ожидаемого офиса свободных мусульманских профсоюзов, замаскированного под типовую виллу рядового феллаха, Йоханан увидел бесконечные дунамы жнивья, старый персиковый сад, пальмовую аллею и прочие ни с чем на свете несравнимые угодья родной усадьбы, какой она была лет пятнадцать назад, когда он, студент второго курса факультета разведки, дезинформации и классической филологии Еврейского университета, возвращался домой на ханукальные каникулы. Остальные студенты предпочитали поездки за границу, дивиться чудесам буддистским и христианским, а его тянуло сюда, в наивную иудейскую старину, где не ведали разницы между куксинелями и трансвеститами и даже слов таких не знали, потому что в незапамятные времена и тех и других напрочь побили камнями. «За это нас евреев и не любят», — бывало прерывала чтение какой-нибудь безобидной детско-юношеской аггады добрая нянюшка-эфиопка Ифат, и маленький Йоханан всеми своими генами замирал от комплекса неизъяснимой на языке конвенциональной психологии вины.
Уже издали, проезжая мимо барского гумна, где на декабрьском припеке перекуривали новые репатрианты из Великого княжества Московского, он слышал запах экологически безупречного варенья из лепестков натурального мака, смешанный с ароматом подлинного эвкалиптового масла, исходящим из разогретой к его приезду лицензионной сауны, и такая полнота чувств переполняла душу, что совершенно невозможно было отказать себе в удовольствии немедленно совершить что-нибудь кошерное. «Постой, братец, — обращался Йоханан к кучеру-арийцу, чей предок принял иудаизм в состоянии аффекта накануне очередного неизбежного поражения Германии в одной из прежних мировых войн, — успеешь еще на козлах отсидеться. А сходи-ка ты лучше в поле — видишь — к тем московитам, да скажи им, что дед моего прадеда был родом из Одессы, бывал на ярмарке в Калуге и даже знал одного шорника из Сергиева Посада. Пусть людям будет приятно. Да, заодно и напомни им, что у нас за перекуры не платят. И пусть они не думают, что у деда моего прадеда родом из Одессы сразу же появились беговые дрожки и элитные рысаки орловско-вифлиемской породы стоимостью в половину годового бюджета города Сан-Франциско времен экономического подъема. Он тоже свое на „Фиатах“, да на „Хондах“ по Святой земле отмотал, да так бензином абсорбции надышался, что у правнуков его отрыжка была. Но при этом он всегда помнил, что именно Израиль любезно предоставил ему возможность стать израильтянином и свободно посещать любую синагогу или не посещать никакой. И, пожалуйста, поаккуратней с ними, голубчик. Поаккуратней. Не забывай, что Двадцать Второй Храм был разрушен именно из-за не всегда трепетного отношения одного еврея к жизни и особенно здоровью другого еврея, Двадцать Седьмой из-за лингвистически неоправданного употребления ненормативной лексики в быту и на службе отдельными носителями иврита, и только Тридцать Первый из-за ошибок в строительстве, от чего ни один народ, конечно, не застрахован. Повтори все, что я сказал».
— Да чего и говорить-то, — помедлив, важно заявлял кучер. — Нет у этих русских настоящей сионистской мотивации. Чисто поднять свое материальное благосостояние понаехали.
Сипели цикады в придорожном бурьяне, скирды желтели в поле, в чаще конопляника угадывалась притаившаяся лисица. «Козел! — громогласно прозвучало из всех динамиков бортового компьютера. — Родина доверила тебе шагающий бомбардировщик, а ты лисиц в коноплянике пересчитываешь».
— Козел, — примирительным тоном повторили динамики, и на экране возникло лицо фронтового психолога, — самец козы. Рогатое жвачное животное с длинной прямой шерстью. Командующий не хотел сказать и не сказал ничего обидного. Конечно, вы можете обратиться в суд генеральской чести и потребовать компенсации, но, по-моему, дело тухлое. Вот, если бы командующий сказал: «коза», тогда хороший адвокат мог бы раскрутить дело о сексуальном домогательстве, а так… Нет. Бесперспективно. Практически вас от всей генеральской души похвалили и пожелали боевых успехов, которые несомненно придут, если вы изволите уделить толику вашего внимания образу врага.
Йоханан пригляделся в прицел и увидел, что на крыше офиса свободных мусульманских профсоюзов разместились десятки колясок с человеческими младенцами, подающими очевидные признаки жизни. На каждой из колясок красовался плакат на всех основных языках ООН оповещавший, что данный ребенок родом из обездоленной многодетной семьи. К плакатам прилагались соответствующие свидетельства, заверенные лучшими европейскими нотариусами. Тонкий психологический расчет. Конечно, будь младенцы представителями ста самых богатых семей Америки, кто бы им посочувствовал. «Поэтому мы вечно проигрываем информационно-разъяснительные компании, — думал Йоханан, направляясь на склад умных бомб. — Еврейский младенец издревле считается устроенным лучше любого другого. Кто же его, такого благополучного, искренне, как следует, пожалеет?».
