Он был семью.
А теперь стал одним.
Так сказала ему женщина, в чьем кабинете он ежедневно проводил один час. До тех пор он не знал об этом, хоть она и утверждала, что ему все известно. Если верить ей, это известно ему и до сих пор — может быть. Он был уверен, что женщина ошибается. Полностью. Если он хочет выжить, ему предстоит убедить ее.
Странно получается. «Я вам сейчас кое-что скажу, а вы меня убедите, что это не так».
Если он не сможет убедить в своей правоте власти, его не казнят, но то, что случится с ним, будет не лучше смерти. Если только кто-то в далеком будущем — что весьма маловероятно — не решит вновь оживить его.
Женщина-психик была озадачена и заинтригована. Как и ее начальство, подозревал он. Пока они теряются в догадках, он останется в живых. Живой, он может надеяться на побег. Но он знал — или это казалось ему? — что никто еще не бежал отсюда.
Человек, называвший себя ныне Уильям Сент-Джордж Дункан, сидел в кресле в кабинете психика, доктора Патриции Чинь Арсенти. Он только что пришел в сознание, и мысли его еще слегка путались, как всегда после тумана правды. Еще несколько секунд, и головоломка чувств сложилась. Стенной хронометр подсказал ему, что он пробыл под туманом тридцать минут — как всегда. И, как всегда, ныли мышцы, болела спина, разум дрожал, точно трамплин после прыжка.
Что она узнала на сей раз?
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Арсенти, улыбнувшись.
Дункан выпрямился, потирая шею.
— Видел сон. Я был облаком железных пылинок, которые ветер гонял по огромному залу. Кто-то втолкнул в зал здоровый магнит. И я, облако пыли, притянулся к магниту, превратившись в стальной слиток.
— Железо? Ты больше похож на резину. Или термопластик. Ты переплавляешься усилием воли.
— Не знал, — ответил он.
— Какой формы был слиток?
— Обоюдоострый меч.
— Я здесь не для психоанализа. Но этот облик кое-что значит для меня.
— И что же?
— Для тебя он может означать нечто совершенно иное.
— То, что я сказал вам, должно быть правдой, — произнес он. — Никто не может лгать, вдохнув тумана.
— Я тоже в это верила, — ответила Арсенти и, помолчав, добавила: — До сих пор.
— До сих пор? Почему? Могли бы и сказать, чем я отличаюсь от всех остальных. Стоило бы сказать. А не говорите вы, потому что не знаете.
Он нагнулся вперед:, пронзив ее взглядом.
— Вам нечем подтвердить свои слова, кроме иррациональных подозрений. Или вы получили приказ от своих шефов-параноиков. Знаете же, и они должны знать, что я не иммунен к туману правды. И обратного вы доказать не можете. Так что я — вовсе не те типы, которых арестовали за дневальничество и принадлежность к подрывной организации. Я не несу ответственности за их преступления, потому что они — это не я. Я невинен, как новорожденный.