На повороте река билась о скалистую стену, затягивая в глубину желтую пену и мусор. Циркулем мелькнул поломанный ствол, блеснула крупная рыба, врезалась в прижим[1] красная бочка.
Дальше поток воды пошел вдоль скалы гладко, без единого всплеска. Когда скалистый гребень сошел на нет и берега покрылись зелеными кущами, русло расширилось, течение стихло и вода заметно потемнела, набрав асфальтовый цвет.
Ниже по течению берега разошлись, и река, тяжело взбурлив, блеснула на перекатах. Громыхнула на камнях красная бочка, упала в пенную яму, и течение покатило ее к песчаному лоскуту берега с желтой палаткой.
Из палатки вышла толстая женщина в купальнике и, обозрев берег, прокричала:
– В воду только по щиколотку!
Вопреки ее приказу два мальчика лет десяти зашли в реку по пояс и покатили к берегу красную бочку. Из леса показался загорелый мужчина.
– Слышали, что сказала бабушка?! – Он бросил топор и сложил возле палатки сухие ветки. – Оставьте бочку в покое!
– Ну, деда… – заканючили внуки.
– Зачем она вам? – Мужчина подошел и, нагнувшись, заглянул в бочку. Потом резко выпрямился, схватил обоих мальчишек и потащил их к палатке.
– Что такое? – забеспокоилась женщина.
– Вещи собирай – и быстро в машину!
– Леня!
Заскочив в палатку, мужчина вернулся с мобильником. Набрав номер, отошел подальше от жены и, когда диспетчер ответил, сказал:
– Вызов примите…
– Вкуснейшая штука – копченый хариус, – сказал Сергей Дуло и приподнял крышку коптильни. – На ольховой стружке…
– Рано. – Филиппов встал с ящика, на котором сидел у костра. – Еще десять минут. А пока идем к реке, руки помоем.
Они спустились к берегу, возле которого на приколе стояли моторные лодки и катера.
Сергей Дуло встал у воды, вдохнул свежий речной воздух и оглядел распахнутую даль, куда уходил Енисей.
– Хорошо…
Филиппов скинул ботики, зашел по колено в воду, вымыл руки и, фыркая, с удовольствием плеснул в загорелое лицо.
– Не холодно? – поинтересовался Сергей.
– Нисколько.
– Да ты, Иван Макарович, совсем очалдонился[2], – Сергей усмехнулся и склонился к воде, чтобы умыться. – Двух лет не прошло, как перевелся, а уже река, катер, рыбалка. Про Питер не вспоминаешь?[3]
– Как не вспоминать… Вспоминаю. – Филиппов утерся краем футболки. – Только ведь я – речной человек. Мне реку подавай, да пошире. Родился в поселке Каменка Вичугского района Ивановской области. В том самом месте река Сунжа в Волгу впадает.
– Значит, волгарь… Сколько лет тебя знаю, про это слышу впервые.
– Мы об этом не говорили. Общались на служебные темы. В Александров я приехал уже после армии.
– Да… Хорошие были времена.
– Времена как времена. Хотя, – Филиппов задрал голову и прищурился на солнце, – распятая мумия из подвала Бекешевых долго мне снилась[4].
– Есть о чем вспомнить. – Сергей сдержанно кивнул. – Как тебе здесь?
– В смысле – работается?
– Ты меня понял.
– Город небольшой. Население – семьдесят пять тысяч, включая стариков и младенцев.
– Я не о том. Что за коллектив? Как приняли?
Филиппов не ответил, из чего стало ясно: с работой у него не заладилось.
Сергей снова спросил:
– Привык или как?
– Или как…
– Значит, долго здесь не задержишься.
Иван Макарович вышел на берег, поднял ботинки.
– Идем. Рыба уже готова.
Они поднялись на горку, к дощатому боксу, где Филиппов держал мотор от своей лодки. Там у двери стоял железный ящик на ножках, накрытый погнутой крышкой. Под ним теплился затухающий костерок. Иван Макарович снял крышку и с улыбкой прищурился.
– Чуешь, какой запах?
Сергей расплылся в улыбке:
– Чую!
Филиппов застелил дощатый ящик газетой и, обжигаясь, перекидал на него маслянистых, черно-золотых хариусов. Потом принес из хибары хлеб, наломал его большими кусками и указал глазами на круглую чурку:
– Садись!
Копченую рыбу ели молча, с аппетитом, золотистая кожа хрустко лопалась на зубах.
– Значит, надолго здесь не задержишься? – Сергей повторил свой вопрос, и Филиппов неожиданно просто ответил:
– Давно бы уехал.
– Что тебя держит?
– Стыд.
Сергей отбросил рыбий хребет и вытер клочком газеты жирные пальцы.
– Не улавливаю связи.
– Сам посуди – взрослый вроде мужик. За плечами десять лет оперативной работы, десять лет в следственном управлении. А здесь – все как будто впервые. Куда ни сунься – засада.
– Имеется в виду конкретная личность или это общий настрой?
– И то, и другое, – хмуро ответил Филиппов. – Изгоем себя чувствую. Чужаком.
– Чувствуешь или тебе конкретно дают понять?
– Город, как я говорил, небольшой. Повсюду кумовство и знакомства. Втягивают в эту трясину постепенно: сначала вежливая просьба, потом звонок уважаемого человека или пожелание мэра.
– Я тебя знаю, с тобой такое не проходит, – сказал Сергей.
– В том-то и дело. – Иван Макарович душевно выругался: – Черт бы их всех побрал!
![На пароме [= Паром несбывшихся желаний]](/storage/book-covers/15/157adc856a9db4108d96945fb2b742f22c8d6ca8.jpg)
