1559 год, 19 сентября, Константинополь
— НЕТ! — рявкнул Андрей, выслушав депутацию. — И не просите!
— Но почему? — осторожно поинтересовался московский патриарх Сильвестр.
— Причины две. Прежде всего я не могу стать младшим соправителем Царя. Приняв титул Императора Восточной Римской Империи, я просто потерял возможность для этого. Как Император может стать младшим соправителем Царя? Царя, который суть цезарь или если правильно выговаривать — кайсар, который в старинной для Рима традиции, являлся либо членом семьи монарха, либо младшим соправителем Августа, сиречь Императора. Это просто бессмыслица какая-то выходит…
— А какова вторая причина? — спросил Шереметьев после несколько затянувшейся паузы, полной удивленного ропота. Такой трактовки титула они еще не слышали и оказались в известной степени ошарашены.
— Я не хочу этого делать.
— Но почему?
— Потому что не Царь, а вы и только вы довели Русь до этого состояния! — холодно и жестко процедил Андрей. — Я подробно описал и самым тщательным образом объяснил, как проводить реформу армии. И что? Да ничего! Вы срывали выполнение приказов Царя и всячески в тех делах мешали, а то и вредили! Вы вели двойную и тройную игру, пытаясь на говне собрать сметану! И предавали, предавали, предавали… Так что катастрофа, которая постигла Русь сейчас — это всецело ваша заслуга. И я не хочу подтирать вам задницы. Ведь после моей победы ничего не изменится. Вы как занимались черти чем, так и продолжите растаскивать Русь по кускам. Вы как не хотели здраво мыслить, так и не станете, погрязнув в своих местнических разборках…
Тишина.
Молодой Палеолог замолчал, обводя взглядом этих людей. Заглядывая каждому в глаза. Он знал их как облупленных. И прекрасно представлял интересы каждого. Особенно после той бойни в кремле, когда пал клан Шуйских и открылось большое окно возможностей…
— Не могу и не хочу. — повторил Андрей после вновь затянувшейся паузы. — Кроме того, это и не представляется возможным. После столь сложного похода моему войску требуется отдых. Да и бросать Константинополь сейчас нельзя. Сами видите — город пуст. Его некому будет защищать, если я уйду.
С чем аудиенция и завершилась. Официальная.
Андрей строго говоря пришел в ужас от перспективы младшего соправителя у такого дивного Царя как Иоанн Васильевич. Этот интеллигентный параноик с религиозным сознанием был явлением труднопредсказуемым. И с ним по большому счету трудно удавалось вести дела. Да — беседовать. Да — вести увлекательную переписку. Но в плане управления, финансов и политике более специфического персонажа в политическом поле Руси, как московской, так и литовской было очень сложно найти.
Без всякого сомнения положительные черты в Царе имелись. Тут и достаточно ясный от природы живой ум. И внимательность к деталям. И любовь к чтению, а также знаниям.
Но по складу характера он не был руководителем и уж тем более полководцев или политиком. Про экономику и говорить не приходилось. Сколько Андрей не бился — все без толку. А ведь в их переписке он ни раз и ни два поднимал вопрос политэкономии и экономики в целом. Пытался объяснить. Но с той стороны наблюдалась глухая стена. Иоанну это все было попросту не интересно. Он куда охотнее обсуждал общефилософские или религиозные вопросы.
Хочешь — не хочешь, Иоанн Васильевич кое-что знал и понимал в хозяйственных вопросах. Но мало. Не глубоко. Не широко. И в основном мыслил в рамках довольно примитивной феодальной парадигмы. Причем в известной степени усеченной и упрощенной.
И ввязываться в это форменное самоубийство Андрей не хотел.
А вот делегаты, что прибыли в Константинополь, не отступали и пытались его дожать, склонив к сотрудничеству в нужном для них ключе.
— Прошу… — тихо произнес Патриарх, на частной аудиенции, куда спустя несколько часов явилась самая верхушка депутации. — Без тебя мы не справимся. Все ОЧЕНЬ плохо.
— Не вижу смысла мне во все это влезать, — устало потерев лицо, ответил Император.
— Но почему? Не понимаю… — покачал головой Сильвестр.
— Мы все не понимаем. — поддакнул Шереметьев.
— Почему? — усмехнувшись, переспросил Андрей. — С первого года здесь я столкнулся с тем, что меня пытались загнать в фактическое рабство. А потом убить. Где-то своими силами, где-то подставляя под удар. Сколько раз меня пытались резать или травить? Сколько на меня наводили татар? Почему вообще я вам должен доверять?
— С первого года тут? — осторожно переспросил Сильвестр, выхватив из речи собеседника самое главное. — Как это понимать?
— А у тебя, отче, отроки обретают зрелость мышления и великие знания каждый день? — криво усмехнулся молодой Палеолог.
— Так ты действительно Всеслав! — воскликнул Шереметьев.
— Это не важно. Важно то, как меня встретили. И что же я увидел? Ничего хорошего. Сначала я думал, проблема в Туле. Полагал, что в полку гнилые отношения из-за старшин. Но оказалось, это не так. Потом мне показалось, будто бы это поколение ныне гнилое. Просто такое выросло. Вот Курбский — тварь же тварью. Не просто же он так появился? Чай у него имелись и мать с отцом, которые такого мерзавца и воспитали. Не сам же он как бурьян вырос? Или Шуйские? Но после того боя в кремле я понял, что все еще хуже.
