Даже не будь она последней прошедшей через турникет на станции метро «Уоррен-стрит», Джек Баркер обратил бы внимание на высокую стройную женщину в темно-синем жакете длиной до бедер и в плиссированной юбке того же цвета, открывающей точеные лодыжки. Его старая мать сочла бы, что у нее есть «осанка». Женщина шла, распрямив плечи и высоко подняв голову, на ходу натягивая черные перчатки и при этом ухитряясь держать слегка потрепанную папку.
— Старая аристократия, — пробормотал под нос Джек. — Самодовольное ничтожество.
Джек решил, что женщина не обратит на него внимания, поэтому затопал ногами в тщетной попытке избавиться от острых игл холода, проникающих сквозь грубые сапоги. Перебросил через руку около полудюжины экземпляров «Дейли экспресс», ожидая, что возле него, взвизгнув тормозами, остановится такси и из окошка высунется рука с монетами.
— Постойте-постойте! Дайте мне, пожалуйста, «Экспресс», — послышался тягучий, как патока, голос.
Продавец газет медленно повернул голову и встретил взгляд синих глаз, темных как летняя ночь. Женщина протягивала ему деньги.
— Пожалуйста, мисс. Прохладное утро, правда?
Женщина улыбнулась, взяла газету и, перед тем как Уйти, ответила:
— Какое там! Чертовски холодное. Выпейте горячего чайку, пока не поздно.
Джек не смог бы объяснить, почему провожал взглядом эту женщину, шедшую по Уоррен-стрит к Фицрой-сквер. Но знал одно: хотя у нее и есть осанка, она, судя по фамильярному обращению к нему, явно не из старой аристократии.
В конце Уоррен-стрит Мейси Доббс остановилась перед черной парадной дверью слегка запущенного одноквартирного дома в непрерывном ряду георгианских стандартных домов, сунула под мышку «Дейли экспресс», осторожно раскрыла папку и вынула конверт, где лежало письмо домовладельца и два ключа. В письме говорилось, что, повернув ключ в замке, дверь нужно сильно толкать, газовую лампу у подножия лестницы требуется зажигать с осторожностью, а еще важно помнить про верхнюю ступеньку первого марша — на нее необходимо поглядывать — и не забывать, уходя вечером, запирать за собой дверь. Еще там было сказано, что Билли Бил, смотритель здания, привинтит на парадную дверь табличку с ее фамилией, если она не хочет остаться неизвестной.
Мейси усмехнулась. «Мне нужно заниматься делом, — подумала она. — Я здесь не для того, чтобы остаться неизвестной».
Мейси подозревала, что мистер Шарп, домовладелец, вряд ли оправдывает свою фамилию,[1] поэтому при каждой встрече будет задавать вопросы, ответы на которые очевидны. Однако его указания были дельными: дверь в самом деле приходилось толкать, а газовая лампа почти не рассеивала темноту лестничного колодца. Кое-что определенно нужно будет поменять, но всему свое время. Сейчас Мейси требовалось заняться работой, хотя у нее и не было текущих дел.
Осторожно преодолев верхнюю ступеньку, Мейси ступила на лестничную площадку и направилась к коричневой двери с матовым стеклом, на ручке которой висела табличка «Сдается внаем». Мейси сняла табличку, повернула ключ в замке, открыла дверь и, глубоко вздохнув, вошла в свою новую контору. Это была комната с газовыми лампами на каждой стене, с одним подъемным окном, из которого открывался вид на здание напротив и крыши домов за ним. Интерьер конторы составляли дубовый письменный стол, шаткое дубовое кресло и старый картотечный шкаф у окна.
Леди Роуэн Комптон, ее покровительница и бывшая работодательница, оказалась права: Уоррен-стрит не особенно процветающий район. Но если повести дело правильно, Мейси сможет платить за аренду и компенсировать часть суммы, которую позволила себе взять из сбережений. Она не рассчитывала на шикарное помещение, но и откровенная дыра ее тоже не устраивала. Хотелось чего-то среднего, но только не заурядного. Мейси ощущала некий уют в этом уголке Блумсбери. Говорили, что на Фицрой-сквер можно пообедать за одним столиком одновременно с графиней и плотником, и при этом оба будут чувствовать себя непринужденно. Да, Уоррен-стрит пока что вполне ее устроит. Сложность будет с именной табличкой. Эту проблему она еще не решила.