Мандарин Юн Ли откинулся на спинку стула, сделанного из розового дерева.
— Известно, — мягким голосом проговорил он, — что хороший слуга — подарок богов, тогда как плохой слуга…
Высокий, атлетически сложенный человек, почтительно застывший перед разодетой фигурой властелина, трижды поклонился — излишне поспешно, излишне покорно.
Страх промелькнул в его глазах, хотя он был вооружен и слыл смелым солдатом. Он мог без труда поставить этого гладколицего мандарина на колени, и все же…
— Десять тысяч извинений, милостивый повелитель, — сказал он. — Я сделал все в соответствии с вашим достопочтенным приказанием — мы взяли в плен того человека и при этом не причинили ему серьезных увечий. Я сделал все, что было в моих силах. Но…
— Но он продолжает молчать, — медленно проговорил мандарин. — И ты пришел ко мне, чтобы рассказать о своей неудаче? А я не люблю слушать про неудачи, капитан Ван.
Мандарин поигрывал маленьким ножом для разрезания бумаги. Лежавшим на низком столике рядом с ним. Ван вздрогнул.
— Впрочем, не будем об этом сейчас, — сказал мандарин после небольшой паузы. Ван с искренним облегчением перевел дух, тень улыбки скользнула по лицу мандарина. — И все же мы должны достичь поставленной цели, — продолжал он. — Мы взяли человека, он располагает необходимой для нас информацией; уверен, что существует способ добиться от него ответа. Слуга потерпел неудачу, теперь в самый раз хозяину предпринять попытку. Приведите его ко мне.
Ван поклонился и с завидной поспешностью вышел.
Мандарин молча сидел и смотрел в дальний угол просторной, залитой солнцем комнаты, где у окна в плетеной, подвешенной к потолку клетке пели, заливаясь, две птички. И словно найдя ответ на какой-то очень важный для него вопрос, он кивнул — коротко и удовлетворенно. Потом быстро протянул руку и позвонил в маленький серебряный колокольчик, стоявший на изящно инкрустированном столике.
Тотчас же в комнату бесшумно вошел одетый в белое слуга и в безмолвном почтении склонил голову перед хозяином.
Юн Ли отдал ему несколько четких, кратких приказаний.
Едва слуга скрылся из виду, как в изысканно обставленной комнате вновь появился капитан Ван.
— Пленник, милостивый повелитель! — объявил он.
Мандарин мягко взмахнул своей узкой рукой; Ван что-то прокричал, и в комнату вошли двое крепко сложенных, обнаженных по пояс стражников, державших за руки невысокого, коренастого босого мужчину, одетого в изодранную рубашку и брюки цвета хаки. Его голубые глаза бесстрашно смотрели из-под спутанных прядей белокурых волос прямо на Юн Ли.
Белый человек!
— А! Великолепный лейтенант Фурне! — в свойственной ему спокойной манере проговорил на безупречном французском Юн Ли. — Значит, все еще упорствуете?
Фурне грубо выругался в адрес своего захватчика, причем сделал это как по-французски, так и на трех китайских диалектах.
— Ты заплатишь за все. Юн Ли! — воскликнул француз. — Не думал, что твои мерзкие ублюдки могут безнаказанно глумиться и пытать офицера французской армии!
Юн Ли с улыбкой продолжал поигрывать маленьким ножом.
— Вы угрожаете мне, лейтенант Фурне, — мягко проговорил он, — хотя все ваши угрозы — это лишь нежные розовые лепестки, которые уносит дуновение утреннего ветерка. Разве что вам удастся вернуться к себе в полок и доложить обо всем начальству…
— Будьте вы прокляты! — прокричал в ответ пленник. — У вас ничего не выйдет, и вы сами знаете это не хуже меня! Мой командир полностью осведомлен обо всех моих передвижениях. Если завтра к утру я не окажусь в части, он через, несколько часов появится здесь с отрядом легионеров!
Юн Ли снова улыбнулся.
— Несомненно. И все же у нас еще остается лучшая часть суток. Так много можно сделать за день и вечер.
Фурне снова обрушил на него поток ругани.
— Можете пытать меня, будьте все вы прокляты. И я, и вы знаем, что вы не можете ни убить меня, ни изувечить настолько, чтобы я был не в состоянии вернуться в себе в Форт-Дешамп. Что же до остального, то давай, действуй, желтомордая тварь!
— Вызов! — воскликнул мандарин. — Но я принимаю его, лейтенант! Все, что мне требуется от вас, это информация о дислокации и вооружении вашего сторожевого отряда на реке Меконг. Так, чтобы…
— Так, чтобы твои Богом проклятые бандиты, за счет убийств и грабежей снабжающие тебя всей этой роскошью, смогли однажды ночью напасть на наш отряд и открыть русло реки для своих лодок, — перебил его Фурне. — Я знаю тебя. Юн Ли, и я знаю твой промысел, мандарин воров! Военный губернатор Тонкина послал сюда батальон Иностранного легиона для того, чтобы он разобрался с тобой и восстановил на границе мир и порядок, а не для того, чтобы мы поддавались твоим детским угрозам! Легион никогда так не поступит, и ты должен знать об этом. Лучшее, что ты можешь сделать, это немедленно сдаться, в противном случае, уверяю тебя, меньше чем через две недели твоя голова будет гнить над Северными воротами Ханоя как предостережение всякому, кто вздумает последовать твоему примеру.
Улыбка не сходила с лица мандарина, хотя он понимал, что все это отнюдь не пустые слова. Несмотря на тонкинских снайперов и силы колониальной пехоты, он мог обеспечить некоторое продвижение, но эти трижды проклятые легионеры были сущими дьяволами из преисподней. Он, Юн Ли, правивший как король в долине Меконга, он, которому покорно платила дань половина китайской провинции и многочисленный район французского Тонкина, чувствовал, что сейчас, трон под ним зашатался. Оставалась лишь одна-единственная надежда: ниже по реке, за пределами французского сторожевого поста стояли лодки с людьми и добычей, награбленной во множестве деревень, — это был едва ли не самый успешный рейд из всех проведенных им операций. Если бы эти лодки смогли пройти, если бы он вернул себе своих людей (а это были отменные бойцы), у него оказались бы развязаны руки и тогда он смог бы что-то сделать. Золото, драгоценности, нефрит — и хотя французские солдаты такие ужасные, в Ханое немало гражданских чиновников, отнюдь не чурающихся всех этих богатств. Но на берегу Меконга Иностранный легион — они словно догадались о его планах! — обосновал свой сторожевой гарнизон, и теперь ему надо было точно знать, где именно тот находился и насколько основательно вооружен. До тех пор, пока этот отряд сторожит реку, лодок ему не видать как своих ушей.
