Той ночью, когда погиб Брейн, прошел дождь.
Он хлынул разом, как это бывает летом, заставляя людей поспешно складывать шезлонги, искать укрытия под деревьями, нырять в подъезды, толпиться на порогах магазинов на Оксфорд-стрит и под навесами на автостоянках. Этот короткий и ласковый дождик умерил жар длинного летнего дня перед самым наступлением темноты, умыл и напоил его, отправляя ко сну.
К полуночи небо от Доггер-банки[1] до островов Сцилли снова очистилось, и половинка луны воцарилась на нем словно королева. К трем часам ночи с крыш и тротуаров, где горели фонари, сошел влажный блеск, и пыль вновь завладела городом; но за его пределами листья все еще оставались зелеными и свежими, а там, где над дорогами нависали деревья, сохранились лужи с дрожащим в них отражением луны.
Серая машина, в эти ранние часы больше похожая на привидение, двигалась по направлению к Лондону и вскоре пересекла границу графства Суррей. Часы на панели управления показывали пять минут четвертого. После дорожного столба с указателем «Саут-Нолл» стрелка спидометра полезла вверх, к следующей цифре.
Бишоп смертельно устал. Он ехал почти весь предыдущий день и целую ночь; уже наступало утро следующего дня, и ему приходилось часто моргать, всматриваясь в освещенный фарами участок дороги. Там, где шоссе шло прямо, луч света через несколько сотен ярдов растворялся в темноте, на повороте же быстро набирал яркость, изредка выхватывая светящиеся глаза или взмах крыльев.
Вскоре после Саут-Нолла дорога стала темной. Здесь дождь шел дольше, чем в других местах. Свет фар приобрел желтый оттенок; живая изгородь смотрелась зеленее; шины скрипели на мокром асфальте.
Индикатор показывал, что осталось только три галлона бензина, и Бишоп раздумывал, дотянет ли до Лондона или лучше свернуть на Доркинг-Роуд, сделать крюк в несколько миль и заполнить там бак в работающем ночью гараже. Удлинять путь, однако, не хотелось, и он решил рискнуть. Громадный «роллс-ройс» бесшумно летел сквозь лунный свет, и Бишопу казалось, что даже без горючего он домчит не только до Лондона, но и куда угодно, хоть на край земли. Этот классический автомобиль, созданный конструкторским гением английской промышленности, после трехсот миль пути обретал, казалось, в сиянии луны собственный норов и ему не нужен был бензин, ибо горючее принадлежит к числу тех вещей, которые имеют значение только в дневное время.
На одном из поворотов нолльского холма показалась встречная машина. Сначала фары ее мигали сквозь ветви деревьев, потом вспышки стали ярче. Бишоп притушил огни, но другой водитель не последовал его примеру. Свет фар встречной машины слепил глаза, ярко озаряя серый лимузин и превращая его в сверкающее белое пятно, отбрасывающее блики во всех направлениях. Вспыхнуло даже зеркало, куда свет попал, отразившись, видимо, от заднего стекла.
Совершенно ослепленный, Бишоп дважды мигнул фарами, призывая водителя соблюдать правила хорошего тона. Встречная машина уже надвигалась на него. И тут Бишоп понял, что происходит нечто странное. Он прижался к самому краю шоссе, используя последний свободный участок пространства между крылом автомобиля и крутой стеной скалы, которой ограничивалась дорога. Бишопа это спасло, и тот, другой, стремительно пролетел мимо, чуть не срезав багажник «роллс-ройса».
Бишоп затормозил возле самой отвесной скалы. По другой стороне дороги шла широкая ограда, выкрашенная полосами в черный и белый цвет для лучшей видимости. Бешеная «вентура» врезалась в нее со страшным треском, пробив насквозь. За ограждением начинался крутой, поросший деревьями склон. Когда Бишоп выбрался из машины, «вентура» уже нырнула вниз, а пока он бежал через дорогу, раздался удар такой мощности, что он явно мог быть только последним. Потом стало тихо, слышны были только шаги Бишопа.
Он бежал по мокрым листьям, по белой разметочной линии, по темным тормозным следам, оставленным колесами «вентуры». Дорогу возле сломанного ограждения словно изморозью покрыло мелко битым стеклом. Бросившись в пробоину, Бишоп прикидывал, успеет ли спуститься, прежде чем вспыхнет пламя, и в то же время спрашивал себя: а имеет ли это какое-то значение? Ничего не могло сохраниться от «вентуры», проломившей ограждение на такой скорости, и человек, оказавшись в центре мешанины из металла и дерева, вряд ли имел шанс выжить.
Сбегая по темному, заросшему травой скользкому склону, Бишоп оцарапал скулу о сломанную ветку дерева. Хрустнула попавшая под ногу жестяная банка, и он выбросил вперед руку, чтобы не наткнуться на сук. Внизу слева виднелись темные очертания автомобиля. В тусклом холодном свете луны он был похож на мертвого слона, застрявшего между деревьев. Скрещенные тени ветвей, пятна листьев создавали причудливый узор на земле. Свет дрожал на стальном диске крутившегося колеса — переднего левого, — все еще сохранявшего остатки прежней энергии. Машина лежала на боку.
Бишоп посмотрел на водителя, потом выпрямился и отступил назад. В этом тихом месте двигались только он да колесо. Оно крутилось все медленнее и медленнее, треснувший роликовый подшипник чуть слышно поскрипывал. Взгляд Бишопа отметил, что колесо перекошено. Еще минуту оно вращалось, деформированная его часть вместе с мерцающим на ней листиком отклонялась… отклонялась… отклонялась. Наконец колесо остановилось, но возникла оптическая иллюзия, будто оно медленно двинулось в обратном направлении. Потом даже это обманное вращение прекратилось, и колесо замерло.
