Стелла.
Лучи летнего солнца пронзали чистую воду, отражаясь от меня под испещренной волнами поверхностью. Легкие горели. Горели уже некоторое время, с тех пор как я нырнула на дно и заставляла себя оставаться там. Я практически смогла увидеть край забвения, парящий на расстоянии, темноту, погружающуюся со мной. Плитка под моими ногами была украшена переплетенными виноградными лозами темно-зеленого цвета с «V» по центру. Такой же, что красовалась на моей шее.
Я вздрогнула от воспоминания о том, как получила ее. Не из-за боли, которую она принесла, а из-за человека, который оставил ее. Человека, у которого такая же «V» украшала сердце. Синклера Вайнмонта. Еще один пузырь воздуха поднялся к поверхности. Мой последний. Он метался из стороны в сторону под водой, пока плыл к свободе.
Жжение росло, пока мое зрение размывалось. Я оттолкнулась и поспешно всплыла на поверхность. Нахмурилась, делая огромные глотки жизненно важного воздуха. Ухватившись за край бассейна, откашливалась, пока мое дыхание не выровнялось, сердце не утихомирилось, а вода не успокоилась. Прошло всего несколько мгновений, прежде чем поверхность снова превратилась в гладкое зеркало, отражая голубое небо над головой. Ничего не изменилось. Да и изменилось бы, если бы я осталась под водой?
Я выкинула эту мысль из головы и поплыла к ступенькам. Выйдя из бассейна, упала на шезлонг и откинулась на спину. Солнце было высоко, светило беспощадно, но почему-то не растворяло влагу, которая висела в воздухе. Зима на Кубе была очень похожа на лето в Луизиане — горячая и яркая. Но были и различия.
Акр или около того зеленой травы окружал бассейн, словно внутренний дворик. Пальмы усеивали лужайку то здесь, то там, предлагая небольшую тень от неумолимого солнца. За травой не было ничего, кроме непроходимой стены зеленого сахарного тростника.
Я посмотрела на горизонт. Поля простирались вокруг плантации Вайнмонта, насколько хватало взгляда, и изумрудное море исчезало где-то за линией горизонта. Высокие тонкие листья плясали на ветру. Всякий раз, когда ветер заводил правильную мелодию, запах от ближайшего сахарного завода проносился над поместьем, окутывая меня затяжной сладостью, которой я не ощущала. Точно так же, как и солнце, ласкающее мою кожу, пытающееся пропитать ее теплом, никогда не проникало глубже.
Я повернула голову в сторону, подальше от открытого неба, к классическому особняку в испанском стиле. Штукатурка была приглушенного розового оттенка, а крыша состояла из аккуратных рядов коричневой глиняной черепицы. Три этажа комнат, в которых царило сочетание современности и античности. Я откинулась в шезлонге, вода скользила с моей кожи и впитывалась в ткань. Несмотря на очки, солнце для меня казалось невыносимо ярким. Я закрыла глаза и пригласила теплый свет влить в мое сердце что-то — какое-нибудь мерцание, какие-нибудь признаки жизни.
Но, закрывая глаза, я видела синий взгляд Вайнмонта. Он всегда был там, прятался внутри, ожидая, когда я закрою глаза или усну. Неважно, спала я или нет — я видела его. Я зажмурилась сильнее, пытаясь стереть его. Это никогда не помогало. Я ни разу не спала спокойно за две недели с тех пор, как покинула Луизиану.
Люций последовал за мной в ту ночь — ту, когда мой мир разбился, и Вайнмонт стал этому причиной — в мою комнату. Он обещал мне сбежать, пообещал шанс покинуть мир Приобретений и боли. Но он не сказал мне, как надолго. Я вздохнула и сдвинулась, бугристые шрамы на моей спине скользнули по влажной ткани.
Я не открывала глаза, хотя Вайнмонт был там, его темные синие глаза всегда пронизывали мое сердце — то, которое он уничтожил. Теплое солнце и легкий ветерок усыпили меня под пристальным взглядом Вайнмонта. Он следовал за мною в пропасть. С кнутом в руке, но с любовью прикасаясь к моей щеке. Его шепот звучал у меня над ухом, обещая мне боль, удовольствие и многое другое. Он провел рукой по моей спине, кончиками пальцев лаская линии страданий, которые он на ней создал. Из меня вырвался мягкий стон, когда он прикоснулся губами к моей шее.
Я хотела поднести ладонь к его лицу, взглянуть ему в глаза и почувствовать этот всплеск тепла, но руки были связаны. Я боролась с путами. Он улыбнулся без тепла. Жестокость жила в его глазах, на его губах. Я вздрогнула. Но не от чистого страха. И это была худшая часть — я всегда хотела его. Даже когда он хлестал меня кнутом, с порочными словами, с болью, я хотела все. Я хотела его.
Взгляд Вайнмонта потемнел, и тот маленький свет в его глазах погас.
— Стелла?
Он отстранился с кнутом. У меня перехватило дыхание.
— Стелла?
Я напряглась, чтобы освободить запястья. Бесполезно. Он начал раскачиваться, кнут засвистел в воздухе. Из меня вырвался придушенный крик.
— Стелла! — голос не принадлежал Вайнмонту. Это был кто-то другой.
Я открыла глаза, мое сердце колотилось, и только тогда крик замер на моих губах. Люций склонился надо мной, опустился на колени рядом и закрыл собой солнце, проведя рукой по моей щеке.
— С тобой все в порядке? — Его другая рука покоилась на моей обнаженной талии, прямо над трусиками купальника. На мгновение я поймала образ Вайнмонта, но его заменил брат Люций со своими шоколадными волосами и светлыми глазами. Красивый, оттого казался еще более завораживающим, когда тревога угадывалась на его лице. Я не повелась на это. Он всего лишь еще одна гадюка.
