Давным-давно…
Я знал: что-то не так. Я лежал на спине и не мог пошевелиться. В лицо упирался луч света, недостаточно яркий, чтобы ослепить меня. Свет был странным: слабым и неясным — и, казалось, слегка пульсировал, как бьющееся сердце.
— Вижу, ты пришел в себя.
Низкий, зловещий голос, из тех, что иногда слышишь во мраке ночи. Определенно мужской, но незнаком мне. Раньше я никогда его не слышал.
Любой нормальный человек испугался бы. Но как ни странно, я ощущал лишь легкое любопытство.
— Пришел, — ответил я. — Только пошевелиться не могу.
— Еще рано. Если согласишься на мои условия, снова обретешь способность двигаться.
— Кто ты? Где ты?
— Я стою позади Критского огня. Прелестно, не находишь? Переливается, как королевские шелка. Мягкий, как женские пальцы, ласкающие твое лицо. Я спас твою жизнь, капитан Джаред Вейл. И в благодарность прошу одолжения. Согласен?
Критский огонь — что бы это ни было — на мгновение вспыхнул ярче, превратившись в столб сгустившегося света, но тут же снова померк, стал мягче, пульсируя в ритме спокойно бьющегося сердца. Неужели огонь посчитал, что я оскорбил существо, находящееся за ним? Его хозяина, возможно? Нет. Это абсурд: огонь, какие бы формы ни принимал, не способен ни дышать, ни чувствовать. Не имеет души. Не правда ли?
— Почему я остаюсь недвижим?
Где этот чертов тип? Я хотел увидеть его лицо. Хотел увидеть человека, произносившего все эти слова.
— Потому что я пока этого не желаю. Итак, готов ты честно отплатить мне за спасение твоей жизни? Готов сделать одолжение?
— Одолжение? Попросишь убить кого-то? Вот уже три года я не расправлялся ни с пиратами, ни с портовыми крысами-грабителями.
Откуда взялась эта жалкая попытка шутить в подобных обстоятельствах?
Незнакомец не подумал рассмеяться. Очень жаль, потому что в противном случае его голос более походил бы на человеческий. Возможно, поэтому я и пытался шутить. И все же не боялся, хотя какой-то частью сознания знал, что должен быть смертельно напуган. Но все же не боялся.
— Кто ты? — спросил я снова.
— Я твой спаситель. Ты обязан мне жизнью. Готов ли выплатить свой долг?
— Значит, предполагаемое одолжение уже превратилось в долг?
— Чего же стоит твоя жизнь, капитан Джаред Вейл?
— Моя жизнь — это все, что у меня есть. Оставишь ли ты меня в живых, если я не соглашусь?
Критский огонь вспыхнул ярко-синим пламенем и замигал, словно кто-то взмахнул над ним рукой. И снова все успокоилось. Темнота за огнем казалась кромешной. Непроницаемой, Словно черный занавес, отгораживающий пустую сцену. Мое воображение, очевидно, разыгралось, потому что голос вернул меня к действительности.
— Позволю ли я тебе жить? Не знаю. Тяжелая пауза.
— Не знаю.
— В таком случае у меня нет выбора, верно? Не хочу умирать, хотя, если бы не ты, к этому времени уже был бы мертв. Но не знаю, как тебе это удалось. Меня захлестнула гигантская волна, а рана в боку… скорее всего я бы умер от нее еще до того, как погрузиться на дно.
В эту секунду я осознал, что не чувствую боли, которую ранее причиняла мне глубокая рана в боку. Теперь же я не чувствовал ничего, кроме сильного, мерного биения собственного сердца. Ни боли, ни страха. Я даже не задыхался.
— А, боль… Это еще один твой долг, который ты обязан мне выплатить. Не согласен?
Почему я не боюсь?
Это странное спокойствие холодило душу. Казалось, что отсутствие боязни делает меня слабее. Отнимает частичку жизни. Неужели ему каким-то образом удалось лишить меня чувства страха?
— Каким образом ты исцелил меня?
— У меня много талантов, — произнес темный голос. И ничего больше не добавил.
Я ушел в себя, пытаясь оставаться хладнокровным и сосредоточенным. Только бы не позволить пугающим посторонним мыслям заставить меня кричать от ужаса. Любой здравомыслящий человек на моем месте уже бы заикался и запинался, вымаливая пощаду. Только не я. Он хотел, чтобы я отплатил за спасение. Я вполне могу это сделать. И все же…
— Не понимаю. Ты спас меня, спас, хотя ни одному смертному такой подвиг не подвластен. Если это не сон и я не мертв, сказал бы, что ты всемогущ. Что же я могу сделать для тебя такого, чего не в силах сделать ты сам?
Ледяное молчание длилось и длилось. Критский огонь пустился в безумный танец, выстреливая синими искрами, летевшими вверх, в темноту.
Внезапно все утихомирилось. Был ли огонь отражением чувств моего спасителя?
— Я дал обет не вмешиваться, — произнес голос. — И хотя это мое проклятие, я должен держать слово.
— Кому ты клялся?
— Тебе не обязательно это знать.
— Ты такой же мужчина, как я?
— Разве я не болтал без перерыва, как это делают мужчины, ради того, чтобы слушать звуки собственного голоса? Разве я не смеялся, как мужчина?
Да. Нет.
— Ты скажешь, где я нахожусь?
— Это не важно, друг мой.
Его друг? Если он такой друг, почему я лежу неподвижно?
И тут я вдруг ощутил собственные пальцы и даже немного пошевелил ими, но поднять руку не смог, и это, несомненно, внушало тревогу. И все же, по правде говоря, я не встревожился. Скорее, был заинтересован и заинтригован, совсем как ученый на пороге великого открытия.
Но умел ли он читать мои мысли?
