«За листом, след в след, прорастёт цветок, говорил ты мне: "не найдёшь исток у реки своей, не сожмёшь ладони потом моей, не сожмёшь ладонь — не отыщешь дня" — я в ночи ревела да в три ручья; поутру ждала, как сойдёт роса и вплетётся в землю моя коса, как почуют ступни укол травы, на ветру как будут шептать дубы, запоёт как снова морской прибой и как снова, утром, я стану той, кто направит руку, спасёт цветок, кто увидит сердце сквозь боль и лёд, кто коснётся в танце руки твоей, кто тебя согреет — спасёт, верней. за зимой, след в след, прорастёт цветок — значит, будем счастливы в этот год….»
— Девушка, пакетики слева от вас.
Услышав приглушенный голос пилота, который отчетливо раздавался даже сквозь гул небольшого самолета, я сосредоточенно уставилась на него:
— Прошу прощения?
— Пакет, говорю. Если вам плохо, то пакет слева от вас лежит на случай….ээээ….
Непредвиденных обстоятельств.
Я окинула молодого пилота в большой мохнатой шапке, на которую с трудом сверху помещались наушники, отрешенным взглядом, отчеканив:
— Со мной все в порядке, благодарю.
Мужчина лишь хмыкнул в ответ, отворачиваясь и принявшись что-то насвистывать. Вот только он был прав. Нет, не в том! Мой желудок был вынослив в этом смысле!
Прав в том, что мне было плохо…
Стуча зубами от пронзительного мороза и кутаясь в свою коротенькую шубку, которая совершенно не грела, а служила лишь частью элегантного вида, я снова покосилась на свою белую от холода руку, с зажатым в ней сотовым телефоном последней модели.
21 пропущенный вызов. 11 сообщений, смысл которых сводился к одному — ты наказываешь не меня, а себя. Вернись немедленно, не будь такой самоуверенной и глупой.
Вот только я никого не наказывала и никому ничего не доказывала, мне просто нужно было разобраться в себе, и побыть на расстоянии половины земного шара от настойчивых глаз и упрямых разговоров о том, что для меня лучше, а что хуже.
С тех пор, как я была помолвлена, мне казалось, что я просто потеряла себя.
И вот, я была свободна…а еще практически обморожена, подавлена и испугана, начиная сомневаться в том, что принять предложение подруги и отправиться к черту на ледяные куличики преподавать в каком-то новом учебном центре, было хорошей идеей.
Я добиралась до пункта назначения уже третий день подряд, пересаживаясь с поезда на самолет, потом на другой самолет, на машину и вот снова я летела в самолете уже третьим по счету, на который даже смотреть было страшно, не то, чтобы лететь. К счастью, пилота это совершенно никак не смущало, когда он снова повернулся ко мне, широко улыбнувшись и пророкотав сквозь равномерный гул:
— Вам бы пристегнуться! Заходим на посадку, может немного потрясти или даже унести ветром.
Куда унести?! Каким ветром?!
Опасливо покосившись на этого мужчину, начиная сомневаться в его адекватности, я торопливо застегивала на себе какой-то допотопный ремень окаменевшими от холода руками, отчего-то начиная искать глазами сложенный парашют.
— И куда же может унести?… — не думала, что мужчина услышит, но он снова обернулся, широко заулыбавшись и поправляя на себе огромную лохматую шапку:
— К ледникам, — он махнул куда-то в сторону, — главное перелететь ледяной хребет, а дальше уже не так страшно, даже если завалимся.
— Завалимся?!
— Это Арктика, дамочка. Тут всегда интересно! — расхохотался этот полоумный мужчина, видимо забавляясь тем, как я побледнела и почувствовала, что, несмотря на пронзительный холод, на моем теле выступил пот.
— Может, вы мне парашют выдадите? — просипела я, так и не отыскав ничего похожего глазами.
— Так, а зачем? Он все-равно никак не поможет! Низко идем, он не успеет раскрыться.
Миленько!!!!!! Куда меня занесло, господи?!
Начав молиться, закрыв глаза, я, что было силы, цеплялась за столетнее сиденье, которое едва ли удержит меня, отвалившись вперед всего, вместе со мной и ремнем, который отвечал за якобы безопасность. Самолетик трясло и бросало из стороны в сторону, когда я была готова взвыть, разрыдавшись и мысленно прощаясь со всеми, кого люблю, только неожиданно все стихло.
Последовал глухой удар, от которого самолет тряхнуло, но последующее шелестящее скольжение колес дало знать о том, что другого света в конце тоннеля не будет"…
— Ну, вот и все! — снимая с шапки наушники, радостно улыбался сумасшедший пилот, подмигивая мне, — Зато согрелась, да?..
Я на секунду закрыла глаза, чтобы успокоиться, и не начать визжать и высказывать ему все, что думаю на счет этого полета, его поведения и вообще. Но мысль о том, что мне здесь придется какое-то время жить, а еще то, что я все-таки интеллигентный и образованный человек, не позволила мне этого сделать.
— Благодарю. — сухо выдавила я, неловко расстегивая ремень, и пытаясь на трясущихся ногах и ботинках на шпильке, пробраться к выходу, когда дверь распахнулась, впуская не просто ужасный мороз, а самую настоящую ледяную смерть, и все мои конечности в миг заледенели, а в узком проходе показалась симпатичная голова парня.
— С прибытием! — пророкотала эта голова, и губы растянулись в странной улыбке, не обнажающей зубов, и из-под простого капюшона, накинутого, словно наспех, полыхнули в свете яркого солнца кристально голубые глаза и светлые прядки волос.