Любовь была и остается одной из основных и фундаментальнейших тем в общемировой культуре и искусстве.
Любовь давно уже стала одной из важнейших философских категорий, предметом исследований психологов, социологов, лингвистов…
А что мы в сущности знаем о любви?..
Любить можно одушевленный предмет. Мы любим детей, родных и близких, себя или людей; можем испытывать любовь к противоположному или же к своему полу, а также любовь к животным… Но можем любить и нечто неодушевленное: определенные действия и занятия, какие-либо напитки или кушанья, вещи, деньги, власть… В то же самое время каждый из нас может испытывать любовь к прекрасному, любовь к Родине, любовь к Богу…
Любить можно по-детски, а можно и по-взрослому, по-настоящему… При этом любовь бывает женская и мужская, юношеская и старческая, первая и последняя, а также – братская, дружеская или супружеская, а иногда – дачная, курортная, командировочная… Бывает она французская и шведская, а также – любовь по-американски, по-английски, по-еврейски, по-индийски, по-испански, по-итальянски, по-китайски, по-латиноамерикански, по-русски, по-турецки…
Любить можно по наитию, по прихоти, по соседству, а также – по внушению, по картам, по звездам, по фэншуй, по группе крови, по родству, а реализовывать свои чувства не только при личном общении, но и по переписке, по телефону, по Интернету…
Любить можно просто по-человечески, не задумываясь, и – как умеешь, а можно – по Платону, по Аристотелю, по Фрейду, по маркизу де Саду или по Захер-Мазоху…
Чего только не придумало человечество за историю своего существования: мы знаем любовь по заказу, по контракту, по расчету, по закону, по завету, по совету, по наказу, по завещанию, по наследству, по вере, по происхождению; мы знаем, что реализовываться это чувство может не только естественным образом, но и по правилам, по сценарию, по плану, по расписанию, по часам, по инерции, по привычке…
С другой стороны, любовь может быть вечной или кратковременной, романтической или прагматической, чувственной или рассудочной, взаимной или неразделенной, верной или свободной, чистой или порочной, моногамной или полигамной, возвышенной или низменной, духовной или плотской, бескорыстной или продажной…
Любовь способна творить и разрушать, совершать подвиги и толкать на предательство, открывать истины и лишать разума, она заставляет отдавать и брать, верить и ревновать, боготворить и ненавидеть, прощать и мстить, она может служить источником божественного вдохновения, ведущего к самым возвышенным истокам человеческого духа, и являться банальным поводом для грязного скабрезного анекдота…
Любить можно душой, сердцем, телом, головой, глазами, ушами, мурашками на спине, кончиками пальцев или всеми фибрами души…
«Любовь не рассказуема», но о ней много рассказано…
Любовь не описуема, но о ней много написано…
Любовь не определима, но философы, лингвисты, социологи, психологи, а также афористы сформулировали тысячи определений этого чувства…
Любовь не выразима, но художники, музыканты, актеры – люди искусства всех времен и народов – пытались и пытаются адекватно выразить и передать это высокое чувство в своих произведениях…
Действительно, «любовь – это все». Но, к сожалению, пока «это все, что мы о ней знаем».
Тем не менее, закончить это краткое предисловие хотелось бы словами святого апостола Павла, высказанными в Первом послании к коринфянам (Новый Завет: 1 Кор 13, 1–15; 14, 1):
«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.
И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы.
Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится.
Ибо мы отчасти знаем, и отчасти пророчествуем; когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится.
Когда я был младенцем, то по-младенчески говорил, по-младенчески мыслил, по-младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое.
Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.