Если я не рассказала тебе всего
прежде, то лишь потому, что
испытывала стыд.
Мата Хари
Если вы пожелаете увидеть место казни Маты Хари, вас скорее всего направят к внутреннему дворику в Венсенне[1], пригороде Парижа. Не стоит обманываться. Настоящее место казни в двух милях от двора, на котором сейчас расположена автомобильная стоянка. Здесь, конечно, нет памятника, и даже столб, к которому она была привязана, вырыт. Однако остались свидетельства нескольких очевидцев, и по ним можно восстановить её последний час.
Она умерла утром 15 октября 1917 года. Было прохладно, 35 градусов по Фаренгейту, и окрестности затянуло речным туманом. Когда тюремщики вошли в её камеру, она, как потом сообщалось, воскликнула: «Но это невозможно!» Ответили ли ей что-нибудь, неизвестно, но легко вообразить наступившее тяжёлое молчание...
Ей дали двадцать минут, чтобы собраться, но после жизни, полной вызывающей роскоши, она равнодушно ждала, сидя на койке, пока охранник подбирал ей одежду. Она наденет жемчужно-серое платье, соломенную шляпку с вуалью, синее пальто, чёрные перчатки (драгоценности конфисковали раньше).
Спускаясь по лестнице к ожидающей её машине, она держала за руку молодую монашку одного из монастырей, что находились поблизости, сестру Леониду. Журналисты и зеваки образовали коридор между оградой и воротами тюрьмы. Было не ясно, откуда им всё стало известно.
Автомобильный кортеж выехал в половине шестого. Температура упала ещё на градус, а туман не рассеивался. По дороге преподобный Арбу из Сен-Лазара читал вслух Библию. Если не считать встречающихся изредка рассылочных фургонов, бульвары были пусты.
Поле выбрали произвольно. В этих местах его называли полигоном и в основном использовали для кавалерийских манёвров. Оно было бугристым, поросшим пучками высокой травы и кустами чертополоха. По периметру его обрамляли деревья, в основном буки и тополя.
Если туман не слишком густ, она, вероятно, увидит солдат, когда кортеж пересечёт лес. Всю жизнь её влекло к мужчинам в форме, и теперь её ждут целых двенадцать молодцов, по шесть в каждом ряду. Зуавы — остатки полка, выбитого под Верденом[2].
Кортеж останавливается под деревьями. Дальше на поле два ряда солдат, составленных из кавалерийского подразделения, ещё один — из пехоты. Журналисты тоже прибыли, но покуда соблюдают дистанцию, томясь под тополями и тихо переговариваясь между собой в ожидании, пока она выйдет из машины.
Теперь все действуют так, словно ритуал заранее отрепетирован. Сестра Леонида сопровождает заключённую до столба, затем удаляется. Преподобный Арбу и четверо офицеров медленно отходят вправо. Зачитывают приговор, Мата Хари отказывается от повязки на глаза, она принимает последний стакан рома (почти такую же порцию выдают перед боем солдатам).
Обычно по традиции только один из расстрельной команды стреляет настоящей пулей, у других ружья заряжены холостыми патронами. Однако на этот раз все патроны боевые.
Она неподвижно смотрит перед собой, пока офицер не поднимает свою саблю. Затем закрывает глаза.
Есть фотография казни. Явно сделанная за несколько минут до выстрелов, она обозначает тёмный силуэт Маты Хари на фоне деревьев и кустов. Также видны солдаты, лишённые какого бы то ни было выражения на лицах, несколько зрителей и толпа журналистов, которые в конце концов станут просто одержимы этой женщиной.
На протяжении последующих месяцев европейские журналисты буквально осаждали всех, кто знал Мату Хари. Они брали интервью у бывших любовников, друзей по театру, слуг и случайных знакомых. И всё же, несмотря на интенсивные поиски, тот, кто, как полагают, знал её лучше всех, продолжал оставаться для них тайной. Его имя — Николас Грей, и это в большей или меньшей степени его история. В той же, разумеется, в какой и её собственная.
Лет через двадцать пять после казни разнёсся слух, что чуть ли не главный участник дела Маты Хари живёт в монастыре в Монсеррате. Монастырь этот, основанный бенедиктинскими монахами около восьмого века и возвышающийся на три тысячи футов над рекой Ллобрегат в пригороде Барселоны, место поистине примечательное. По преданию, здесь хранится чаша Святого Грааля[3], и почему бы не предположить, что столь совершенные декорации окружали встречи Маты Хари с единственным мужчиной, любившим её до самого конца.
Его описывали как измождённого человека с седыми волосами и выцветшими глазами. Отнюдь не будучи отшельником, он жил так, будто принял монашеский обет. Его комната представляла собой низкую и прямоугольную келью, выходящую во двор. Грубая мебель. Между тем он был хорошим художником; посетители часто заставали его у окна за мольбертом или бродящим по плато с альбомом для набросков. Говорят, он никогда не уставал от рисования пейзажей.