Стал я чуточку старше и крепче,
и не раз довелось замечать,
кто-нибудь да и спросит при встрече:
«А по батюшке как величать?..»
А однажды сошлись на ночевку
все соседи мои за чайком.
Вдруг заходит охранник с винтовкой
и велит мне немедля в партком.
Время позднее, стужа снаружи,
на меня все глазеют молчком:
дескать, что ж, подпояшься потуже,
чай допей, запасись табачком.
Чай не в чай, а пугать себя нечем.
И пошли. К огонькам по прямой.
А пурга наседает на плечи,
а охранник молчит, как немой.
А в парткоме народу не меньше,
чем в нарядной у нас пред гудком.
Бригадир с первой домны, мой сменщик,
у порога шепнул мне: — Нарком!..
Ну вхожу я, дают мне дорогу.
Я опешил… А тут наш прораб
увидал меня, вышел к порогу,
тянет к центру: давно, мол, пора!
Только слышу, как громко да часто
бьется сердце мое на весь мир.
А прораб говорит: — Наш участок…
…по три нормы… бетон… бригадир…
Человек с обаятельным взглядом
глаз горячих, в искринках огня,
вдруг легко поднимается рядом
и глядит и глядит на меня.
И тогда задохнувшись огромным
рыбьим вдохом, я вымолвить смог:
— Добрый день… Я Егор… с первой домны…
Добрый вечер, товарищ… — и смолк.
То ли грудь от волнения сжало,
то ли сердце зашлось под пургой.
А нарком, как ни в чем не бывало,
руку сжав, подсказал мне: — Серго…
Никогда не игравший с мечтою,
я стоял наяву перед ним,
чести этакой вовсе не стоя
по трудам невеликим своим.
И при всех вдруг меня разуважил,
молвит, голосом ласку храня:
— Ну спасибо товарищам вашим,
вам — от Партии и от меня!..
Чем же было теперь отвечать мне,
если в жизни моей небольшой
ни высоких заслуг за плечами,
ни глубоких наук за душой.
А нарком — напрямик, без осечки —
сыплет мне за вопросом вопрос
про житье, про палатки, про печки,
про еду, да пимы, да мороз…
И, ни в чем не успев разобраться,
говорю, осмелев наконец:
— Это верно! Живем тут с прохладцей…
Так и я ведь мужик, а не спец!..
Улыбнулся он, двинул бровями:
— Что ж, прошу извинить за прием
да за то, что послали за вами
невзначай человека с ружьем…
А потом попрощался со мною,
сел на белый некрашеный стул
и, чуть-чуть покачав головою,
на прораба с укором взглянул.