Вторая половина воскресенья – не лучшее время для принятия решений. Особенно если январское небо накрыло город серым саваном, убивающим всякие мечты.
После обеда в одиночестве перед телевизором Ирис вышла на улицу. До гибели родителей в автокатастрофе она не придавала особого значения отсутствию мужчины в своей жизни. Вероятно, из-за непреодолимой стеснительности Ирис казалось почти нормальным, что к тридцати шести годам весь ее сердечный опыт сводился к безответной платонической любви и нескольким свиданиям без продолжения. Но после катастрофы все изменилось. Скучные будни телефонистки в страховой компании уже не компенсировались выходными с семьей. Теперь она была одна. И самое ужасное, она потеряла способность мечтать.
Было время, когда Ирис могла нафантазировать любое приключение, и это наполняло ее жизнь смыслом. Она представляла, как работает в общественном фонде, где в нее без памяти влюбляется такой же, как она, склонный к одиночеству волонтер. В глубокой тишине он клянется ей в вечной любви. Они общаются зашифрованными стихами, которые больше никто не способен прочесть, оттягивая восхитительный момент, когда смогут упасть в объятия друг друга.
В воскресенье Ирис впервые осознала, что все это кончилось. После того как она привела в порядок стол и выключила телевизор, давящая тишина заполнила квартиру. Чувствуя, что ей не хватает воздуха, Ирис открыла окно и увидела тяжелое свинцовое небо без единой птицы.
Стоило выйти на улицу, как на нее навалилось ощущение неизбежной катастрофы. Она никуда не собиралась, но тем не менее чувствовала, что нечто ужасное преследует ее и тянет в пропасть.
Как всегда по воскресеньям, в спальном районе, где жила Ирис, на улицах было пусто, как в ее душе. Не осознавая почему, Ирис будто автомат зашагала в сторону моста над путями пригородных поездов.
Ледяной свистящий ветер рвал ее волосы, пока она рассматривала пропасть, исчерченную рельсами, словно сверкающими шрамами. Ирис глянула на часы: ровно пять. Скоро пройдет поезд. По воскресеньям поезда ходят каждый час.
Она знала, что за три секунды до его появления мост начинает дрожать, как при зарождающемся землетрясении. Подходящий момент, чтобы шагнуть в пустоту и отдаться силе притяжения. Затем короткий полет к ревущему составу, который снесет ее тело еще до того, как оно коснется земли.
Все произойдет очень быстро. Краткий миг боли по сравнению с целой жизнью, полной горечи и разочарования, – ничто.
Только одно ее печалило – мысль о тех немногочисленных приятных вещах, которые она больше никогда не сможет сделать. А еще почему-то смущало неудобство, которое она причинит пассажирам поезда. Движение остановят до прибытия к ее безжизненному телу судьи и медэксперта с чехлом. Хорошо хоть в воскресенье мало пассажиров, и те обычно никуда не спешат. Ее утешало, что никто не опоздает из-за нее на важную встречу.
Мост завибрировал. Ирис подалась вперед. Она уже закрыла глаза, чтобы отдаться падению, но ее остановил резкий хлопок за спиной.
Ирис обернулась. Сердце колотилось где-то у самого горла. Она увидела у себя за спиной ребенка лет шести, сжимавшего в руке остатки воздушного шарика. Похоже, мальчишка специально лопнул его, чтобы испугать Ирис. Ребенок коротко хохотнул и помчался по лестнице вниз.
Ирис проводила его взглядом, чувствуя, как холодный пот выступает на затылке и ладонях. Ей хотелось догнать мальчишку и схватить его, но не для того, чтобы отругать, как он, наверное, думал, а чтобы обнять в благодарность за спасенную жизнь.
Еще до того как Ирис двинулась с места, из-за угла появилась краснощекая грузная женщина и позвала малыша:
– Анхель!
Ребенок поспешил ухватиться за мать и беспокойно посмотрел на Ирис, словно боялся, что она расскажет про его проделку. Но Ирис об этом и не думала. Она беззвучно плакала, осознав, что едва не натворила.
Когда слезы перестали застилать глаза, она вдруг увидела кафе на углу, на которое никогда прежде не обращала внимания, хотя часто проходила мимо. «Наверное, новое», – подумала Ирис. При этом вид заведения никак не подтверждал ее предположение.
Кафе вполне могло бы сойти за один из так похожих друг на друга ирландских пабов, если бы не ощущение аутентичности, которое делало это место особенным. Деревянные столы в деревенском стиле. Пара желтых ламп над ними. И неожиданно много людей для этого дня и часа. Но больше всего внимание привлекала вывеска, моргавшая над входной дверью. Ирис остановилась на секунду и прочла вслух:
– «Лучшее место на свете – прямо здесь».
