Пролог
Доминиканская республика. 1978 г.
Незадолго до наступления рассвета Педро Сантана проснулся оттого, что керосинка стала коптить.
Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Неимоверным усилием воли он вырвался из тяжкого забытья. Снилось ему, будто он бродит по причудливой скалистой местности, воздух был сильно разреженный, и ему показалось, что вот-вот все воспоминания навсегда покинут его. Коптящая керосинка прорывалась в сознание, словно слабый запах вулканического пепла. Но внезапно к этому ощущению прибавилось и нечто иное: звуки прерывистого человеческого дыхания. Сон мгновенно улетучился, и он снова очутился в темной комнате, где провел уже шесть дней и ночей, засыпая лишь на несколько минут.
Керосинка погасла. Воцарилась кромешная тьма. Он сидел неподвижно. Ночь была очень теплой. Под рубашкой струился пот. Он ощутил запах, исходивший от его тела. Последний раз он мылся давным-давно.
Вновь послышалось прерывистое дыхание. Он осторожно приподнялся с земляного пола и ощупью нашел в темноте пластмассовую канистру с керосином, которая, по его расчетам, стояла возле двери. «Видать, дождь прошел, пока я спал», — думал он, пробираясь сквозь темноту. Пол под ногами отсырел. Вдалеке послышался крик петуха. Это был петух Рамереса. Он всегда первым из деревенских петухов возвещал о рассвете. Петух этот был похож на нетерпеливого человека. Вроде тех, что живут в городе: вечно у них столько дел, что они только и думают о своей собственной спешке. То ли дело здесь, в деревне, где все протекает так медленно, словно в такт неторопливости самой жизни. Куда спешить, ведь растения, которыми мы питаемся, растут так медленно.
Его рука уперлась в канистру с керосином. Он вытащил тряпку, торчавшую в отверстии, и оглянулся. Хрипы, раздававшиеся в темноте, стали еще более прерывистыми. Он отыскал лампу, вытащил пробку и осторожно налил внутрь керосин. Попытался вспомнить, куда положил спички. Коробок был почти пустым, это он помнил. Но две-три спички там все же оставались. Он отставил канистру в сторону и пошарил руками по полу. Почти сразу наткнулся рукой на спичечный коробок. Он чиркнул спичкой, приподнял стеклянный колпак, и фитиль загорелся.
Затем он оглянулся. Чудовищно больно было смотреть на то, что ждало его за спиной. Женщина, лежавшая в кровати у стены, должна была умереть. Он знал, это все равно произойдет, как бы он ни пытался внушить себе, что скоро она пойдет на поправку.
От смерти никому не уйти. Будь то твоя собственная смерть или смерть твоего ближнего.
Он присел на кровати. Керосинка отбрасывала на стену беспокойные тени. Он посмотрел на ее лицо. Женщина была еще молода. Несмотря на бледность, болезнь и впалые щеки, она была по-прежнему хороша собой. «Красота последней оставит мою жену», — подумал он и почувствовал на глазах слезы. Он пощупал ее лоб. Лихорадка опять усилилась.
Он бросил взгляд сквозь разбитое окно, которое было заделано кусками рваного картона. Рассвета все не было. По-прежнему одиноко кричал петух Рамереса. «Только бы наступил рассвет, — подумал он. — Она умрет ночью. Именно ночью. Только бы она протянула до зари. Тогда я не останусь наедине с собой».
Внезапно она открыла глаза. Он сжал ее руку и попробовал улыбнуться.
— Где моя дочь? — спросила она так тихо, что он едва разобрал ее слова.
— Она спит у моей сестры, — ответил он. — Так будет лучше.
После его слов она успокоилась.
— Сколько я проспала?
— Очень долго.
— Ты сидел здесь все это время? Тебе надо отдохнуть. Через несколько дней мне уже не понадобится эта кровать.
— Я поспал, — ответил он. — Скоро ты снова поправишься.
Интересно, заметила ли она, что он лжет? Знала ли, что никогда больше не встанет с постели. Неужели они оба лгали друг другу в своем отчаянии, чтобы облегчить неотвратимое?
— Как я устала, — сказала она.
— Тебе нужно больше спать, тогда ты поправишься, — ответил он, отвернувшись, чтобы она не заметила, как тяжело ему держать себя в руках.
И тотчас первый рассветный луч проник в дом. Она снова погрузилась в беспамятство. Педро сел на полу возле кровати. Он так устал, что не пытался больше собрать воедино мысли, беспорядочно бродившие в голове.
Ему был 21 год, когда он впервые встретил Долорес. Вместе со своим братом Хуаном он шел по длинной дороге к Сантьяго де лос Трейнта Кабальерос, чтобы посмотреть на карнавал. Хуан, который был двумя годами старше, уже бывал в этом городе раньше. Но для Педро это происходило впервые. На дорогу им понадобилось три дня. Время от времени удавалось проехать несколько километров на телеге, запряженной волами. Но большую часть пути приходилось идти пешком. Однажды они попытались незаметно прицепиться к перегруженному автобусу, который ехал по дороге в город. Но их обнаружили, когда на остановке они пытались взобраться на крышу автобуса и спрятаться среди сумок и связанных между собою тюков. Шофер прогнал их и обругал. Он кричал, что таким беднякам не место в автобусе, даже если бы у них и были деньги на билет.
— Должно быть, человек, который водит автобус, очень богат, — сказал Педро, когда они продолжили свой путь по пыльной дороге, вьющейся по бесконечным плантациям сахарного тростника.