В тот вторник, 11 октября 1988 года, «Шоу Ясона Тавернера» окончилось на тридцать секунд раньше. Техник, наблюдавший за шоу из пластикового купола аппаратной, тормознул финальные титры на видеосекции, а затем яростно помахал руками Ясону Тавернеру, который уже собрался было уходить со съемочной площадки. Техник сперва похлопал себя по запястью, после чего указал на свой разинутый рот.
Тогда Ясон, повернувшись к ближайшему микрофонному журавлю, ровным голосом произнес:
— Гоните все фанфары и анонсы дальше, ребята. И держите настройку на «Приключения Скотти, необычайного пса».
Техник улыбнулся; Ясон улыбнулся в ответ — а затем и аудио, и видеосистемы отключились. Их часовая эстрадно-музыкальная программа, вторая по рейтингу среди телешоу этого года, подошла к концу. И все получилось как нельзя лучше.
— Где мы потеряли полминуты? — спросил Ясон у специальной гостьи этого вечера, эстрадной звезды Хильды Харт. Промашка его озадачила. Он привык точно рассчитывать свое шоу по времени.
— Брось, лапочка, — сказала Хильда Харт. — Все в порядке. — Затем она приложила прохладную ладонь к его чуть влажному лбу, нежно погладила песочного цвета волосы.
— Тебе самому-то понятно, какой властью ты обладаешь? — спросил у Ясона Эл Блисс, их общий агент, подходя ближе. Как всегда — слишком близко. — Сегодня вечером тридцать миллионов человек видели, как ты застегиваешь ширинку. Типа рекорд.
— Я каждую неделю ширинку застегиваю, — заметил Ясон. — Это мой фирменный знак. Ты что, раньше не видел?
— Но тридцать миллионов, — сказал Блисс; его круглую, багровую физиономию сплошь усеивали капельки пота. — Ты об этом подумай. А ведь есть еще гонорар за повторы.
— Я раньше подохну, — отчеканил Ясон, — чем получу гонорар за повторы моего шоу. И слава богу.
— Подохнуть ты можешь прямо сегодня, — подхватила Хильда. — Когда там на улице столько твоих фанатов толпится. Только и ждут, чтобы порвать тебя на ма-ахонькие клочки — каждый не больше почтовой марки.
— Некоторые из них — ваши фанаты, мисс Харт, — как-то по-собачьи проскулил Эл Блисс.
— Черт бы их побрал, — выругалась Хильда. — Почему бы им не отвалить? Разве они не нарушают никакого закона? Наверняка это можно подвести под тунеядство или что-нибудь в таком духе.
Ясон взял ее за руку и сильно сжал ладонь, привлекая внимание раздраженной подруги. Он никогда не понимал, почему Хильда так ненавидит фанатов; для него они составляли питательную среду его общественной жизни. А эта общественная жизнь, его роль всемирно известного артиста, была для Ясона самой жизнью — и точка.
— Не следовало тебе идти в певицы, — сказал он Хильде, — раз ты так к этому относишься. Уходи из шоу-бизнеса. Устройся соцслужащей в исправительно-трудовой лагерь.
— Там тоже люди живут, — мрачно отозвалась Хильда.
Два полицейских охранника плечами проложили себе дорогу к Ясону Тавернеру и Хильде.
— Мы расчистили коридор, как только смогли, — пропыхтел тот, что был пожирнее. — Идемте сейчас, мистер Тавернер. Прежде чем студийная публика просочится к боковым выходам. — Он подал знак трем другим полицейским охранникам, и те тут же выдвинулись к жаркому, людному коридору, противоположный конец которого выходил на ночную улицу. А там во всем блеске роскоши и дороговизны стоял на приколе градолет «роллс-ройс», чей хвостовой ракетный двигатель пока что подрагивал вхолостую. Наподобие, подумал Ясон, механического сердца. Сердца, что билось исключительно для него, Ясона Тавернера, звезды телеэкрана. Впрочем, если уж развивать мысль, билось оно и в ответ на потребности Хильды.
И Хильда это заслужила: сегодня вечером она замечательно пела. Почти так же хорошо, как… Ясон мысленно улыбнулся. Ладно уж, без обиняков, подумал он. Ведь не затем эти тридцать миллионов включают свои трехмерные цветные телевизоры, чтобы увидеть звездного гостя программы. Добрая тысяча таких звезд рассеяна по всей поверхности Земли. Есть немного и в марсианских колониях.
