Мы — курсанты Энгельской авиационной школы, закончившие обучение на самолете Пе-2, - собрались у штаба и ждем, когда нам объявят о присвоении воинского звания, поздравят и торжественно скажут:
— Родина доверила вам защиту советского народа. Будьте достойны!..
Но ничего такого не случилось. Все было гораздо проще. Из штаба школы вышел капитан, назначил старшего группы и вручил ему под расписку пакет, на котором было размашисто написано: «Командиру девятого зап».
И все же, как бы там ни было, мы летчики!
Вскоре мы уже шли на пристань, а оттуда наш путь лежал на фронт.
Какое это было тяжелое время!
…Враг рвался к Волге. Моя родная Белоруссия стонала под фашистским гнетом. Мама и сестренки эвакуировались в Киргизию. Они очень нуждались в помощи. А поддержать их мог только я. В феврале сорок второго отец умер от крупозного воспаления легких.
В ноябре мне исполнится двадцать один год. Как-то даже не верилось, что стал уже взрослым и теперь еду на фронт. Ведь совсем недавно босоногим сорванцом бегал по деревне. Да, время летит…
На пароходе «Анастас Микоян» плывем на север.
В компании друзей я стою на верхней палубе и любуюсь живописными берегами Волги.
— Ребята, посмотрите какой простор! — взволнованно говорит Гриша Москвичев. Как велика наша страна! Нет, никогда фашисты не поставят нас на колени!
— Конечно! О чем может быть разговор? Война только начинается… отозвался ему Костя Таюрский.
— Под Москвой им уже дали прикурить, дадут и под Сталинградом! убежденно добавил Толя Поляков.
— Слушайте, ребята, я думаю, что у гансов и фрицев память коротка. Ведь еще Бисмарк, а может кто-то другой, сказал, что «с Россией воевать не надо». Но они, варвары, забыв историю, опять пошли на нас войной, — дал историческую справку Василий Морозов. Которому было всего двадцать три года, а на голове у него уже появились седые прядки.
— Ты, Василий, всегда говоришь умные речи. Не зря твоя шевелюра похожа на чернобурку. Бисмарк, Гитлер, фрицы… Кто бы ни пошел на нас — разобьем! Вот приедем на фронт — сразу произойдет коренной поворот событий! — шутит весельчак Георгий Долгирев.
— Это точно! Такой ведь резерв… — поддерживает его Морозов.
— Между прочим, я в Саратове шестьдесят открыток купил…
— На всю войну?
— Нет, не на всю. Ты же сам сказал, что война только начинается. А открытки, скажу вам, — смехота! Нарисован едущим на перед сам доктор Геббельс, и вот этот куплет напечатан. Слушайте:
«Вот это Геббельс!
Браво, браво!»
Истошно прихвостни вопят…
В тот миг фашистскую ораву
Войска советские громят!
— Куплетик что надо!
— Наши карикатуристы и фельетонщики выдали…
— Не фельетонщики, а фельетонисты!.. А еще чернобурка на голове.
— Пусть будут фельетонисты, какая разница? Важно, что они правильно трудятся на историю.
— На историю и победу.
— А может быть, и на мировую революцию.
— Ребята, кончай шуметь! Капитан парохода приглашает в кают-компанию отведать баланды! — шутливо объявляет старший группы.
— А где моя большая ложка? — заливается смехом Поляков…
Хочется хоть теперь посмотреть на нашу команду со стороны. Настроение у всех ребят бодрое, боевое. Все стремятся как можно быстрее сразиться не с условным, а настоящим противником. Товарищи стараются казаться не только уверенными в своих силах, а чуть-чуть беспечными. (Именно такими многие из нас тогда представляли себе настоящих, бывалых летчиков.) Мы нередко говорили друг другу: вот поднимемся в небо войны, и сразу зашумит о нас слава. Ведь мы научились хорошо летать.
Но как далеки мы были тогда от верного представления о боевых буднях. Нам предстояло убедиться, что бой — это особый экзамен, который нельзя пересдать. С боевого задания с «неудом», как правило, не возвращаются.
…Наконец дорога позади. Мы стоим и смотрим, как наш старший рапортует командиру 9-го запасного авиаполка майору Скибо. Тот вскрывает пакет и начинает читать. Вдруг он прерывает чтение и резко говорит:
— Мне летчики не нужны! У меня их вот так!.. — И майор энергично проводит рукою по шее.
— Что же нам делать? Куда теперь пошлют? — послышались недоуменные голоса.
Майор Скибо смотрел на нас с явным сочувствием. Внешне мы выглядели не очень хорошо. Все-таки шесть суток сидели на баланде и сухарях.
— Ладно, — смягчился он наконец, — возьму вас к себе, но почему у вас нет знаков различия?
— Товарищ майор, о присвоении званий в богаевской академии нам объявили, — ответил старший группы, назвав школу именем ее начальника полковника Богаева.
— Вот как?.. Тогда слушайте: звание у всех у вас одно — сержанты. Сегодня же надеть знаки различия.
— Есть надеть знаки различия! — козырнул старший.
Слова майора Скибо о том, что в 9-м запасном полку очень много летчиков, подтвердились при первом посещении столовой. Здесь в завтрак, обед и ужин образовывалось по нескольку очередей. Публика что ни на есть самая пестрая. Кто сержант, кто старший лейтенант… Кто в добротных хромовых сапогах, а кто и в обмотках. И чертовски было здорово то, что никогда ни у кого не пропадали со стола талоны. Позавтракал — и оставляй без боязни обеденные: никто их не возьмет.
* * *
