На берёзовой опушке лесные мамы хвалились друг перед другом своими детками.
— Ах, какой у меня сын! — сказала мама Олениха. — Наглядеться на него нельзя. Копытца точёные, ножки пряменькие, шейка высоконькая… Лёгонький, как ветерочек!
— М-м-м, сын, конечно, неплох, — сказала мама Барсучиха. — Но куда ему до моих деточек! Уж такие они нарядненькие, такие разумненькие! Родились в марте, в апреле уже глазки открыли, а нынче — поверите ли? — даже из норы выбегают…
— А сколько их у вас? — спросила Олениха.
— Уж, конечно, не один и не два. Целых три!
— Можно вас поздравить, — сказала мама Ежиха. — Но всё-таки моих деток с вашими не сравнить. У меня их — пять душ! И вы знаете, у них уже шёрстка появилась… и даже иголочки твёрденькими становятся… Ну, не чудо ли?
— Хрю! — сказала мама Кабаниха. — Пять — это хор-рошо. Ну, а что вы скажете, если их — десять?
— А у кого их десять?! — поразилась мама Ежиха.
— Хрю-хрю… У меня! Ровно десяточек, и все как один… хрю!.. мохнатенькие… хрю!.. полосатенькие… хрю!.. подвизгивают этак тоненько, как птички… Где ещё такое семейство найдёшь?
Не успели мамы согласиться, как вдруг с поля раздался голос:
— У меня семейство получше!
И на опушке появилась мама Хомячиха.
— Ну-ка, — сказала она, — попробуйте догадаться, сколько у меня деток!
— Тоже десять! — хрюкнула мама Кабаниха.
— Двенадцать? — спросила мама Барсучиха.
— Пятнадцать? — шепнула мама Ежиха и сама испугалась, назвав такое большое число.
— Как бы не так! — сказала мама Хомячиха. — Подымайте выше! У меня деток — восемнадцать душ, во сколько! И чего там болтать про шёрстку, про глазки, — это всё пустяки. Мои детки уже работать начали. Даром что малы, а уже каждый себе норку копает, жильё готовит. Представляете?
— Да, ваше семейство — самое замечательное! — признали все мамы. — Вы подумайте: восемнадцать деток-работничков!
Долго бы ещё удивлялись мамы, если бы на опушке не появилась Зайчиха.
Хвалиться она не стала, шла тишком-молчком.
Никто не узнал бы, сколько у неё деток, если б мама Олениха не спросила:
— Ну, а сколько душ в вашем семействе?
— Не знаю, — сказала Зайчиха. — Кто ж их считал… Может, — сто, может, — тыща, а может, — и ещё больше.
— Как так?! — подскочили мамы. — Не может быть!..
— У нас именно так и бывает, — сказала Зайчиха. — Мы со своими детками не привыкли нянчиться. Рождаются зайчата, мы их разок покормим, а потом где-нибудь под кустом оставим — и до свиданьица!
— Зачем же? Как безжалостно! — закричали мамы.
— А затем, что так — лучше. Затаятся зайчата под кустом, притихнут — и ни волк, ни лиса их не найдут. А будь мы рядом, так навлекли бы на них беду.
— Но ведь они же маленькие!
— Маленькие, да удаленькие… И прятаться умеют, и видят зорко, и слышат чутко. Да и шубки у них тёпленькие.
— А кто же их кормит-то?
— Да любая Зайчиха, которая встретится. У нас ведь нету чужих деток, все — родные. Нынче я одного покормлю, завтра — другого. Вот и выходит, что все зайчата в лесу — из моего семейства. А сколько их, никто не ведает. Может, — сто, может, — тыща, а может, — и того больше. Посчитайте, попробуйте!
И тут уж все мамы поняли, что всё-таки самое удивительное семейство в лесу — заячье.
Встретились на поляне двое малышей: Косулёнок — лесной козлёночек и Кабанчик — лесной поросёнок.
Нос к носу встали и разглядывают друг дружку.
— Ой, какой смешной! — говорит Косулёнок. — Весь полосатый-полосатый, будто тебя нарочно раскрасили!
— Ой, а ты до чего смешной! — говорит Кабанчик. — Весь в пятнышках, в пятнышках, будто тебя нарочно забрызгали!
— Я в пятнышках для того, чтобы лучше в прятки играть! — сказал Косулёнок.
— И я полосатый, чтобы лучше в прятки играть! — сказал Кабанчик.
— С пятнышками лучше прятаться!
— Нет, с полосками лучше!
— Нет, с пятнышками!
— Нет, с полосками!
И заспорили, и заспорили! Ни один уступить не хочет.
А в это время затрещали сучья, захрустел валежник. Вышла на поляну Медведица с медвежатами. Увидел её Кабанчик — и стреканул в густую траву.
Вся трава полосками, полосками, — исчез в ней Кабанчик, словно сквозь землю провалился.
Увидел Медведицу Косулёнок — и стрельнул в кусты. Между листьями солнце пробивается, везде жёлтые пятнышки, пятнышки, — исчез в кустах Косулёнок, словно его и не было. Не заметила их Медведица, прошла стороной. Значит, оба хорошо научились в прятки играть. Зря спорили.
На лесной реке, на крутой излучинке Медведь рыбу ловит. Сидит на большом камне, лапу вверх задрал — ждёт.
Набегают на камень мелкие волны, ныряют в волнах мелкие плотвички. Белёсенькие, вёрткие, с красными глазками.
Вот одна совсем близко подплыла.
Ударил Медведь лапой, — распороли медвежьи когти воду — только брызги по сторонам!
А Плотвичка-то — виль-виль! — и ушла. Не попалась!
Обидно Медведю, а тут ещё насмешники отыскались, дразнятся. Голубой Зимородок на ветке сидит, посмеивается:
— Такой большой, а такую маленькую рыбёшку словить не сумел! Гляди, как рыбачить надо!
Сложил Зимородок крылья, камешком в воду — бульк! — и вот опять уже на ветке сидит, в клюве рыбёшку держит.